Мальчик, который накануне вечером ходил на танцы, все еще спал. Он лежал, едва прикрывшись простыней. Он лежал, не зная стыда, и солнце омывало и обнимало его. Его рот был полуоткрыт, пушок на верхней губе чуть подернут золотом, волосы сияли бесчисленными нимбами, тело было как нежный янтарь. Кому угодно он показался бы прекрасным, а для Мориса, приблизившегося к нему в два прыжка, он стал воплощением желания.
— Уже десятый час, — произнес скороговоркой Морис. Дикки простонал и надвинул простыню до подбородка. — Завтрак… Просыпайся.
— Ты здесь уже давно? — спросил он, открыв глаза — единственное, что теперь у него было видно, — и уставившись на Мориса.
— Не очень, — ответил тот после паузы.
— Я страшно извиняюсь.
— Ты можешь вставать когда вздумаешь, просто мне не хотелось, чтобы ты проспал чудесный день.
Внизу та же компания упивалась своим снобизмом. Китти спросила Мориса, знал ли он о мисс Вудз. «Да», — ответил Морис. Ложь, которая обозначила новую эпоху. Затем вступил голос тетки: что, этот мальчишка никогда не придет?
— Я велел ему поторапливаться, — сказал Морис, дрожа всем телом.
— Видимо, не слишком внушительно, дорогой, — промолвила миссис Холл.
— Все-таки он у нас в гостях.
Тетушка на это заметила, что первым долгом гостя является подчинение правилам дома. Доселе он не возражал ей, но тут сказал:
— Правила этого дома состоят в том, что каждый делает то, что ему нравится.
— Завтрак подают в половине девятого.
— Для тех, кому это нравится. А для тех, кому нравится спать, завтрак в девять или в десять.
— Этак никакой дом долго не протянет. И ты, Морис, вскоре обнаружишь, что у тебя не осталось никого из прислуги.
— Пусть лучше слуги разбегутся, чем к моим гостям будут относиться как к школьникам.
— К школьникам! Ишь ты! Да он и есть школьник.
— Мистер Бэрри уже поступил в Вулвич, — коротко бросил Морис.
Тетя Ида фыркнула, а мисс Тонкс метнула в него полный уважения взгляд. Остальные не слышали, увлеченные судьбой бедной миссис Дарем, которую теперь ожидал лишь вдовий дом. Потеря самообладания сделала Мориса крайне счастливым. Через несколько минут к ним присоединился Дикки, и Морис встал, приветствуя свое божество. Волосы Дикки теперь были прилизаны после ванны, а грациозное тело спрятано под одеждой, но все равно он оставался необычайно красивым. В нем чувствовалась какая-то свежесть, словно он явился с цветами, он казался скромным и очень милым. Когда он извинялся перед миссис Холл, его интонация заставила Мориса вздрогнуть. И это тот самый ребенок, которого он не хотел опекать в Саннингтоне! Гость, чье прибытие накануне вечером он рассматривал как докуку.