Впрочем, власти были по-своему гуманны: выиграв битву, они проявили великодушие и насильственная реконструкция не коснулась каморки.
После смерти отца (лучше сказать, не смерти, а исчезновения, — но об этом позже) в каморке, а, правильнее, малогабаритной трехкомнатной квартире, жил я, жил один и жил в свое удовольствие. Жил, пока… Впрочем, об этом тоже позже.
— Ты никогда не говорил, что этот особняк… — начал Карл. — Словом, я не знал, что он принадлежал твоему пращуру.
— А-а, да что тут говорить… — я махнул рукой.
— А мать?..
— Что — мать?
— Мать, говорю, кто по национальности?
— А мать я не успел спросить, она умерла, когда мне не было и полутора лет. Когда ходишь под себя и знаешь только два слова — "дай" и "нет", не до расспросов тут… Да и какое имеет значение, кто ты? Так ли важно, кем помрешь: немцем, французом или эфиопом… Вот и ты говоришь, что все мы граждане мира.
— Про "мы" я не сказал ни слова. Я намекал, что если кто и может быть гражданином мира, так это только я, а что же до остальных…
— А остальные — это кто, я?.. Коли так, то повторяю, не все ли равно, кем помирать?
— Не скажи. Например, жить эфиопом — это еще куда ни шло, а вот помирать… Тем более что смерть бродит не за этими, слишком красивыми, горами, а где-то рядом…
— Типун тебе на язык! Тебе всего-то сорок.
— Да, мне сорок. Вернее, тридцать девять. Как и тебе… И что? Даже если я проскриплю еще столько же, то следующие тридцать девять промчатся ничуть не медленнее, чем те, что уже промчались. Думаю, даже быстрее… Общеизвестно, что вторая часть жизни, если тебе посчастливится ее заполучить, — это ускоренный вариант первой…
— Да, жизнь, действительно, как-то уж слишком быстро летит… и вот уж клонятся к закату дни жизни моей окаянной. По правде сказать, я и не ожидал, что все так быстро промелькнет.
— Будто я ожидал… Жили-жили, а зачем… Так и не поняли, в чем смысл существования.
Некоторое время мы задумчиво молчим и озираем окрестности.
На коленях Карла лежит книга. Он шелестит страницами. Одним глазом подглядывая в книгу, он вытягивает руку над головой и, придав гласу умеренной громкости, возглашает:
— Поэтическое восприятие жизни — величайший дар, доставшийся нам от поры детства, — Карл счастливо вздыхает. — Если человек не растеряет этот дар на протяжении долгих хмельных лет, то он поэт или композитор… А теперь к вопросу о том, в чем смысл существования. Господь создал человека личностью: так Он задумал. Чтобы это понять, надо хорошенько поработать мозгами. Я это понял, и мне сразу стало легче жить. М-да, личность, — Карл задумался, — личность только тогда личность, когда она имеет абсолютную, ничем не сдерживаемую свободу выбора. Я к такому выводу пришел после долгих размышлений. И, кстати, независимо от святой церкви. Которая учит нас, что свобода выбора — в вере в Бога…