— На деле они такие же подлецы, как их предшественники, с которыми они сейчас всячески заигрывают. Что я? Они во много раз хуже. Богачи, плутократы и адвокаты богачей, мечтающие ограбить родину и разорить народ, лицемеры, играющие священными понятиями, словно бильярдными шарами, и одновременно готовые лизать пятки монарху. Они, если мы только допустим, втопчут в грязь нашу революцию не хуже, чем это делали фельяны, и все с единственной целью — туже набить свой карман… Кстати, ведь многие из них с юга, из департамента Жиронды, из твоего родного Бордо — уж не поэтому ли они так милы тебе?..
Я сдержался и ответил спокойно:
— Они вовсе не милы мне, учитель, просто я хочу и силюсь понять, что к чему. А мое отношение к Бордо и даже к собственному родителю, уроженцу Бордо, вы знаете достаточно хорошо, чтобы делать мне подобные упреки…
Марат схватил меня за руку:
— Что за чертовщина, никак не могу отделаться от моей проклятой иронии, равно как и ты никак не можешь к ней привыкнуть… Нет, если говорить серьезно, они очень хитры и могут пустить пыль в глаза, как никто… Помнишь, во время одной из наших последних бесед я говорил тебе, что на государственной сцене только декорации сменились? Сегодня беру свои слова обратно — изменились и актеры. Но учти: изменились к худшему. Они ведут свои партии более уверенно, но и более фальшиво. Они могут обманывать публику в течение целых трех первых актов, но затем все равно откроется обман… Каждый из них в своем роде уникум. Верньо — говорильная машина, Кондорсе — лжеученый, Гюаде — ведьма в штанах… Конечно, какие-нибудь там Лассурс или старик Ролан — пустые места… Но зато Ролана… И в особенности мой старый приятель и почитатель, заика Бриссо…
— Учитель, неужели все, что вы о нем написали, правда? Неужели он был платным шпионом Ленуара?..
Марат ответил не сразу.
— Видишь ли… Конечно, это не так просто. Я не уверен, что он был полицейским шпионом, — об этом ходили слухи. Но я должен был собрать все, буквально все, чтобы поразить его насмерть или, во всяком случае, уничтожить его репутацию. Служил он у Ленуара или нет, он все равно ужаснейший подлец, и в том, что он предает родину и народ, у меня нет ни малейших сомнений. Взять хотя бы эту войну. Почему я так возмутился их нападками на Робеспьера? Потому что Неподкупный первым понял бриссотинцев в этом смысле и первым начал их разоблачать. Он показал, что их стремление развязать войну с Европой — акт честолюбия и корысти, что, желая нажить политический и фактический капитал, они готовы заискивать перед монархией, хотя и понимают, что монархии война нужна лишь для того, чтобы с помощью союзников восстановить абсолютизм, и одновременно они готовы льстить народу, чтобы затем предать его и бросить в пучину неслыханных бедствий…