Окажись в эти дни рядом со мною Марат, единственный человек, который оставался для меня эталоном добродетели и к каждому слову которого, после нашего разговора в типографии, я чутко прислушивался, настроения мои, пожалуй, все же не дошли бы до того градуса равнодушия, который определился вскоре после октябрьских событий, но Марата не было, и подробности о всех его злоключениях я узнал лишь много позднее.
Наконец, определенные сомнения вселило в меня и все то, что я увидел в ближайшие дни в столице.
* * *
Первые две недели после 6 октября в Париже продолжалось ликование. Хлеб и другие продукты продавались все так же свободно, народ бурно выражал свою радость и монархические восторги. Под окнами Тюильрийского дворца постоянно теснились люди, горевшие желанием увидеть Людовика XVI, и, когда он появлялся, его приветствовали громкими криками.
Власти в свою очередь пытались задобрить парижан. Национальные гвардейцы были милы и любезны, а беднякам официально пообещали выдать носильные вещи, белье и одежду, заложенные в ломбарде на сумму не свыше 24 ливров. Правда, городское управление сумело на ходу переформулировать эти посулы, в результате чего женам и дочерям зажиточных горожан выдали их драгоценности, а бедняки так и остались без своих заложенных лохмотьев. Кое-кто из здравомыслящих журналистов попытался поднять скандал вокруг этой аферы, но скандал быстро замяли…
А в целом отдельные эпизоды не меняли атмосферы безоблачности.
Демулен продолжал восторгаться:
«Король в Лувре, Национальное собрание в Тюильри, пути сообщения очищены, рынки переполнены мешками, национальная касса наполняется… изменники бегут, попы повержены во прах, аристократия умирает… патриоты победили…»
Говоря о том, что «изменники бегут», Демулен намекал на новую волну эмиграции. Действительно, после пленения короля парижанами многие депутаты, вожаки правых, ударились в бегство. Вслед за Мунье, который сначала попытался поднять мятеж в своей провинции, а затем, когда это не вышло, укатил в Женеву, откуда посылал проклятия, этим же путем пошли и его единомышленники. Только во время последних дней пребывания Ассамблеи в Версале (она перебралась в Париж через одиннадцать дней после короля) было подано ни много ни мало как пятьсот заявлений об отпуске, причем в большинстве случаев депутаты ссылались… на свое расстроенное здоровье!
Впрочем, бегство врагов отнюдь не ухудшало настроения народа. Наоборот, парижане веселились как дети, провожая своих неудавшихся избранников.
— Скатертью дорога!..
— Только запомните: обратного пути не будет!..