Он склонился над ней, опуская голову все ниже, пока не коснулся губами локонов возле ее ушей, и жадно вдохнул цветочный запах, исходивший от ее волос.
— Наш поцелуй был взаимным, и не пытайтесь меня уверить в обратном.
Да, он прав. Ее теплые губы прильнули к его губам, пусть на секунду, прежде чем он бросился на выручку раненому слуге. Такой поцелуй нельзя не запомнить, это врезается в память надолго. Он нагнул голову и заглянул ей прямо в глаза. Они блестели и сверкали зелеными искрами.
— Я думала, что вы умираете.
Какая смешная отговорка! Глупая девчонка.
— Можете оправдываться как угодно, если вам хочется скрывать свои чувства, — пробормотал он, — но факт остается фактом. Вы поцеловали меня.
— Боже, насколько же вы самонадеянны и высокомерны! — прошептала она.
— Допустим, — еле слышно вымолвил он. От ее кожи исходил аромат — чистый, девичий, с еле уловимым запахом цветочного мыла. Давно он не чувствовал подобного запаха: индианки не пользовались мылом. Им овладело щемящее чувство чего-то давно забытого, пришедшего из далекого детства. Такой аромат исходил от кожи его матери, сестры, почти забытых девочек, с которыми он играл в мяч. От нее пахло его детством, старой Англией, и вдруг внезапная мучительная мысль поразила его, ему стало страшно и стыдно: перед ним стояла доверчивая, совершенно беззащитная и абсолютно чужая английская девушка.
Он давно покинул тот мир, в котором она жила.
— А вам понравился поцелуй?
— Если да, то, что в этом такого? — прошептала она. Он нежно провел губами по ее щеке и подбородку.
— Тогда мне жаль вас. Вам надо было закричать и опрометью бежать от меня. Ведь в ваших глазах я выгляжу настоящим чудовищем, не так ли?
Их взгляды встретились, в ее серых ясных глазах было бесстрашие.
— Вы совсем не чудовище.
Рено закрыл глаза, он не хотел видеть ее лица, ее чистоты, наивности, и пользоваться ее доверчивостью ему не хотелось.
— Вы совсем меня не знаете. Вы не знаете ровным счетом ничего о моем прошлом.
— В таком случае вам пора рассказать мне об этом. Что произошло с вами в колониях? Где вы были целых семь лет? — настойчиво расспрашивала она.
— Нет.
Опять на него смотрели карие глаза сквозь кровавую маску. Нет, слишком поздно.
Он торопливо отступил от нее, боясь, как бы она не заметила насмешливых чертиков, прыгающих в его глазах.
— Что вам мешает? — не отставала Беатриса. — Почему бы вам, не рассказать мне обо всем? Мне будет трудно понять вас и ваши действия до тех пор, пока вы не поделитесь тем, что мучает вас.
— Не смешите меня, — отрезал он. — Зачем вам знать, что накопилось в моей душе?