— Вы не против, если я стану называть вас «мама»? — спросила большая девочка, чуть отступив, но продолжая удерживать Оливию за локти. — Мне просто до смерти хочется называть вас мамой.
— Называй меня, как тебе будет угодно, — ответила Оливия. — Думаю, я буду называть тебя «Энн».
Темноволосый мальчик, словно какой-то скользкий зверек, метнулся к матери и ухватился за ее мощное бедро.
— А ты, очевидно, Таддеус? — обратилась к нему Оливия.
Мальчик расплакался.
— Теодор, — поправила Энн. — Мой дорогой, тут нет ничего страшного. Бывает, что люди делают ошибки. Мы же с тобой уже говорили об этом, правда?
Высоко на щеке Энн выступила красная сыпь. Она спускалась к шее и пряталась в вырезе огромной черной футболки, надетой поверх черных легинсов. Ступни Энн были босы, на ногтях виднелись остатки розового лака.
— Пожалуй, мне лучше сесть, — сказала Оливия.
— Ой, ну конечно же! — откликнулась Энн. — Дорогой, притащи сюда вон тот стул для твоей мамы.
В мешанине звуков — скрипе алюминиевого складного стула о цемент, реве Теодора и слов Энн, говорившей: «Господи, Теодор, ну что такое?» — посреди всего этого, с одной ногой в сандалии, а другой — без, опускаясь на пляжный стул, Оливия явственно услышала слова: «Хвала Иисусу!»
— Теодор, дорогой, прошу тебя, прошу, прошу — перестань плакать.
В пластмассовом бассейне Эннабел шлепнула ладошкой по воде и завизжала.
— Господи, Эннабел, — сказал Кристофер, — давай-ка потише.
— Хвала Господу! — четко донеслось откуда-то сверху.
— Что это, ради всего святого? — спросила Оливия, закинув голову и, прищурившись, поглядела наверх.
— Мы сдаем верхний этаж христианину, — шепотом объяснила Энн, сделав большие глаза. — Я хочу сказать, кто бы мог подумать, что в этом микрорайоне мы посадим себе на шею жильца-христианина?
— Христианина? — переспросила Оливия, вглядываясь в свою невестку в абсолютном замешательстве. — А вы что же — мусульманка, Энн? Это для вас проблема?
— Мусульманка? — Большое, простодушное лицо молодой женщины приветливо смотрело на Оливию, пока Энн наклонялась, чтобы забрать из бассейна малышку. — Нет, я не мусульманка. — И вдруг заинтересованно: — Постойте, а вы-то не мусульманка, а? Кристофер никогда мне…
— Ох, боже упаси! — заверила ее Оливия.
— Она имеет в виду, — Кристофер принялся объяснять матери, одновременно возясь с большой барбекюшницей, стоявшей под лестницей, — что большинство обитателей нашего микрорайона не ходят в церковь. Мы живем в самой крутой части Бруклина, они тут чертовски задаются, дорогая моя мамочка, они тут либо слишком эстетные мазилы-пердилы, чтобы в Бога верить, либо слишком заняты — делают деньги. Так что это довольно необычно — завести себе жильца, который