так называемый христианин.
— Ты хочешь сказать, что он что-то вроде фундаменталиста? — спросила Оливия, снова поражаясь тому, каким разговорчивым стал ее сын.
— Точно, — обрадовалась Энн. — Такой он и есть. Христианин по сути своей. Фундаментальный.
Мальчик перестал плакать, но все еще держался за материнскую ногу. Тоненьким, серьезным голоском он сказал Оливии:
— Стоит нам выругаться, как попугай говорит: «Хвала Господу!» или «Иисус наш Господь».
И к ужасу Оливии, мальчик задрал голову и завопил: «Дерьмо!»
— Дорогой! — сказала Энн и пригладила сыну волосы.
«Хвала Господу!» — раздалось сверху.
— Это — попугай? — спросила Оливия. — Бог мой, да у него голос как у моей тетушки Оры.
— Ага, попугай, — сказала Энн. — Странно, правда?
— А вы не могли сказать ему, что не разрешаете держать животных в доме?
— Ой, мы никогда такого не сказали бы. Мы же любим животных. У нас у самих есть Догфейс[37] — он часть нашей семьи. — Энн кивком указала на черного пса, который, вернувшись на свою жалкую лежанку, уложил длинную морду на передние лапы и закрыл глаза.
Оливия с трудом могла что-то съесть за обедом. Она было подумала, что Кристофер собирается жарить гамбургеры. Однако он поджарил хот-доги, но не с сосисками, а с соевым сыром, и для взрослых — надо же такое придумать! — достал консервированные устрицы, нарезал их кубиками и затолкал в эти так называемые хот-доги.
— Вы хорошо себя чувствуете, а, мама? — этот вопрос задала ей Энн.
— Прекрасно, — ответила Оливия. — Когда я путешествую, я порой обнаруживаю, что мне вовсе не хочется есть. Думаю, я просто съем булочку от хот-дога.
— Ну конечно. Угощайтесь. Теодор, правда ведь, хорошо, что твоя бабушка приехала к нам погостить?
Оливия положила булочку назад на тарелку. Ей ни разу не пришло в голову, что она — «бабушка» детям Энн, которых та родила от разных отцов: это выяснилось только что, когда перед ней ставили блюдо с хот-догами. Теодор не откликнулся на вопрос матери, только пристально смотрел на Оливию, жуя хот-дог с открытым ртом и отвратительно чавкая.
Не прошло и десяти минут, как с обедом было покончено. Оливия сказала Крису, что хотела бы помочь, все помыть и убрать на место, но не знает куда.
— А никуда, — ответил Крис. — Разве ты еще не поняла? В нашем доме ничто никуда не убирается.
— Мама, вы лучше устройтесь поудобнее и отдохните, — сказала Энн.
Так что Оливия спустилась в подвал, куда еще раньше отнесли ее маленький чемодан, и легла на двуспальную кровать. По правде говоря, подвал оказался самым приятным местом из всех, что Оливия увидела в этом доме. Он был как следует отделан, весь выкрашен в белый цвет, и здесь даже был белый телефон рядом со стиральной машиной.