Казалось, в его глазах даже появилась тень улыбки.
— Что? — спросила Оливия и наклонилась к нему очень низко.
— Меня не волнует, что я вдруг умру, — повторил Кеннисон. — Только не оставляйте меня здесь одного.
Оливия опустилась на скамью почти рядом с ним. Река была спокойна, казалось, она едва движется. Оливия снова наклонилась к нему.
— Вы замерзли? — спросила она.
— Не очень.
— Сегодня подмораживает. — Сейчас, когда она перестала ходить, она и сама ощущала холод. — У вас что-нибудь болит?
— Нет.
— Как вы думаете — это сердце?
— Не знаю. — Он зашевелился.
Оливия подошла и продела свою руку под его, хотя он был слишком тяжел, чтобы она могла ему как следует помочь. Тем не менее после долгих стараний ему удалось подняться и усесться на скамью.
— Порядок, — сказала Оливия, усаживаясь с ним рядом. — Так-то лучше. Теперь мы ждем, чтобы подошел кто-нибудь с телефоном. — И вдруг добавила: — Меня тоже не волнует, что я вдруг умру. Я бы даже хотела этого. Только сразу.
Кеннисон повернул к ней лысеющую голову, устало и изучающе посмотрел на нее своими голубыми глазами.
— Не хочу умереть в одиночестве, — признался он.
— Черт. Но мы же всегда — в одиночестве. В одиночку рождаемся. В одиночку умираем. Какая разница? Если только не иссыхаешь годами в инвалидном доме, как мой бедный муж. Вот чего я боюсь. — Она плотнее запахнула свитер, стянула его вперед, зажав в кулак. Повернулась — повнимательнее взглянуть на Кеннисона. — Цвет лица у вас поприличнее. Не представляете, что могло случиться с вами?
Джек Кеннисон пристально смотрел на реку.
— Я шел по дорожке. Увидел скамью и понял, что устал. Я не очень хорошо сплю по ночам. Так что я сел на скамью и у меня закружилась голова. Я опустил голову между коленей, и следующее, что я помню, — это что я лежу на земле и какая-то женщина во все горло кричит мне: «Вы умерли?»
Оливия почувствовала, что лицу стало жарко.
— С каждой минутой вы выглядите все менее и менее мертвым, — заметила она. — Как думаете, вы сможете идти?
— Через минутку. Я попытаюсь. Мне хотелось бы еще минутку здесь посидеть.
Оливия бросила на него быстрый взгляд. Он плакал. Она смотрела в сторону, но краем глаза видела, как он полез в карман, и услышала, что он высморкался, — звук был поистине трубный.
— В декабре умерла моя жена, — сказал Кеннисон.
Оливия смотрела на реку.
— Тогда ваша жизнь — ад, — проговорила она.
— Да. Моя жизнь — ад, — согласился он.
В приемной у врача Оливия сидела и читала журнал. Вышла медсестра и сказала: «Мистер Кеннисон беспокоится, что вам приходится так долго ждать». — «Что ж, скажите ему, чтобы перестал. Мне здесь вполне удобно».