— Откуда ты? Расскажи мне историю своей жизни.
— У меня нет никакой истории. Мои родные были люди бедные, мне минуло четыре года, когда они пришли со мною в Рим. А пришли они по обету поклониться могиле мученицы Дарий и просить ее молитвами у Бога исцеления. Вот они и отправились в катакомбы на могилу мученицы, а меня оставили дома с бедной старой женщиной. Родные мои не вернулись. Они вместе с другими были засыпаны живыми в катакомбах по повелению наших гонителей и погибли, отдав жизнь свою за Христа.
— Как же ты жила с тех пор?
— Как Бог велел; Бог — Отец мой, Церковь — моя мать. Бог питает маленьких птичек, а Церковь заботится о слабых и больных ее. Мне помогали, меня кормили, меня любили.
— Кто? — спросил Фульвий.
— Мои отцы, мои братья, мои сестры.
— Но ты говорила, что у тебя нет родных.
— Во Христе, — сказала Цецилия. Фульвий не понял ее и продолжал.
— Но я видел тебя прежде; ты ходишь везде одна, будто зрячая.
— Да, это правда. Я узнаю ощупью все улицы. А если бы и ошиблась, добрые люди помогли бы мне.
— Ты признаешь, что ты христианка?
— Конечно, христианка; могу ли я не признаться?
— А в том доме, где я тебя встречал, помнишь, с больным стариком, собирались тоже христиане?
— Конечно, кто же, кроме христиан, мог собираться там.
Фульвию только того и нужно было. Так Агния — христианка! Он давно уж подозревал это. Теперь она была в его руках. Или он женится на ней, или выдаст ее! Во всяком случае, часть ее имения перейдет в его руки.
Он помолчал, пристально поглядел в лицо слепой и был несколько смущен ее спокойствием.
— Ты знаешь, куда мы едем? — спросил он.
— Вероятно, к судье земному, который предаст меня Судье Небесному, — произнесла Цецилия с глубоким чувством, которое звучит в устах людей, твердо убежденных в своей правоте.
— И ты говоришь так спокойно? — спросил Фульвий с удивлением.
— Чего мне бояться? Я пойду к Отцу моему Небесному и умру с радостью за моего Господа.
Когда Цецилию привели к префекту Тертуллию, отцу Корвина, то он взглянул на нее почти с состраданием. Он полагал, что бедная слепая девочка не сможет долго сопротивляться и небрежно приступил к допросу.
— Какое твое имя, дитя мое?
— Цецилия.
— Это благородное имя. Ты получила его от родителей?
— Нет, они не были патрициями и не принадлежали к благородным, но так как имели счастье умереть за Христа, то церковь почитает их блаженными. Я слепая. Меня звали Кека[8], а уж из Кеки в знак ласки начали звать меня Цецилией.
— Ну, послушай, ты ведь откажешься от всех этих глупостей и от христиан, которые оставили тебя жить в бедности. Поклонись богам, принеси жертву перед алтарем, а мы дадим тебе денег, платье и врачей, — они попытаются возвратить тебе зрение.