– Вон она! Вижу! Ее отнесло течением…
Держась обеими руками за Игоря, Елена наконец вновь нацепила на ногу туфельку.
– Что это с тобой?
– Что?
– Ну, вот это… – Она прикоснулась ладонью к его потемневшим от дождя волосам. – Я помню, у тебя все волосы были одного цвета.
– Ерунда какая. Все у меня как и было…
Но он говорил неправду – седая прядь надо лбом действительно появилась недавно.
– А вот и нет, не как было.
– Перестань, Елена. Идем, мне уже надоело стоять в луже, – он слегка подтолкнул ее, нетерпеливо и холодно улыбаясь, – такой улыбки она у него не помнила.
– Как они могли! – Она с яростью затрясла над головой крепко сжатыми кулачками, не замечая, что давно промокла насквозь, что намокшее платье стало совершенно прозрачным, что даже ресницы слиплись длинными стрелами и тушь не расползлась по щекам только потому, что была дорогой и хорошей фирмы. – Как они могли так с тобой, с нами…
– Перестань, – строго сказал он. – Я не хочу об этом говорить. Все прошло. Мне даже неприятно…
Перепачканные и мокрые, всю остальную дорогу до дома они молчали. Елена мысленно ругала себя за излишнюю горячность, но потом, уже на площадке перед их квартирами, сказала, сама не зная для чего:
– Ты не хочешь пригласить меня к себе? Выпить горячего чаю, и все такое…
– Что – и все такое? – холодно улыбнулся он. – Я не нуждаюсь в сочувствии.
– Я вовсе не то имела в виду!
– Господи, Елена, прости меня! – через мгновение он был опять прежним Игорем – мягким, мечтательным, далеким от обыденной суеты. – Конечно, идем ко мне – чаю горячего выпьем, погреемся…
– Нет уж, – сухо отказала она. – Еще подумаешь, что я, по совету твоей дражайшей женушки, вознамерилась действительно заняться этим… как его – свинством? Свинкерством?
– Свингерством? – машинально подсказал Игорь. – Я ничего такого не думаю. Просто заходи.
– Нет…
– Тогда – я к тебе, да?
– Нет. Ты только посмотри – в каком я виде! Мне надо срочно в горячую ванну, чтобы много пены, шампунь с кондиционером…
– Прости… – Игорь засмеялся, и они расстались почти друзьями.
Дома Елена долго приводила себя в порядок, потом пыталась почистить свои светло-бежевые замшевые туфельки, почти новые, совершенно испорченные сегодняшним ливнем.
Но кожа туфелек покоробилась, потемнела, стелька отошла от подошвы… В общем, туфельки полетели в мусорное ведро.
Елена вдруг разозлилась – не столько из-за загубленной обуви, сколько из-за того, что она действительно хотела оказаться в гостях у своего соседа. «И зачем, зачем я только ему это сказала! – ругала она себя. – Он теперь бог знает что обо мне думает! Хм, вот забавно – а ведь раньше меня совсем не волновало, что обо мне думают другие…»