…Ранним утром следующего дня, в черных джинсах и черной майке с изображением какой-то модной рок-звезды, с небольшим рюкзачком, Лара прибежала на станцию. Огляделась – народу на платформе было много, из знакомых – одна тетка из соседнего подъезда, толстая надменная особа, которая никогда ни с кем не здоровалась, ее можно было не бояться.
«Но где же Костя? Неужели он передумал!» – заволновалась Лара.
Костя появился через мгновение.
– Я билеты покупал! – радостно сообщил он, обжигая Лару сумасшедшими глазами. – Ты такая красивая…
– Нет, не целуй меня, – прошептала Лара. – Сделаем вид, что мы случайно здесь встретились. Ах, Костя, как же я рада тебя видеть!
Волосы уже отросли, но вид у него все равно был чрезвычайно мужественный – ни следа от прежнего богемного разгильдяйства. И это тоже почему-то убеждало Лару, что все у них серьезно, по-настоящему.
Они втиснулись в переполненную еще в Москве электричку, стояли целый час у окна с порыжелыми стеклами, рядом с какими-то гражданами в пахучих кирзовых сапогах и телогрейках на голое тело. Но сегодня Лару это не трогало, она изо всех сил прижималась к Костику, чувствуя себя одним с ним существом.
Потом они шли по лесу, по той самой дороге, по которой Лара с Игорем возвращались весной домой, когда она решила сбежать с пикника. Теперь Лара не узнавала ее – акварельный апрельский пейзаж исчез под густыми яркими летними красками.
– Как хорошо! Как ты здорово придумал, что именно сюда надо отправиться!
Вокруг не было ни души, лишь откуда-то издалека, от реки, доносились людские голоса.
– Мы первые люди, мы Адам и Ева, только ты и я! – Костя подхватил ее на руки, закружил.
Лара визжала, вцепившись ему в шею, болтала ногами. Но его руки держали крепко, Костя был надежен, как танк. Лара вдруг вспомнила свою мать, которая только за такими мужчинами признавала право любви. «Теперь я ее понимаю, – согласилась она с матерью. – И дело даже не в физической силе, а в чем-то неуловимом, естественном, природном, что присуще только таким мужчинам, как Костя…»
Дача по-прежнему была пыльной и неуютной, но теперь это не имело никакого значения. В холодной темной комнате с одиноко стоявшей тахтой они целовались как сумасшедшие. Все произошло быстро, судорожно, остро. Лара в первый момент, когда в зеленом зеркале увидела отражение своего и Костика обнаженных тел, почувствовала ужас. У нее мелькнула мысль, что она совершает самый настоящий грех, но потом мысль исчезла сама собой, лопнула, как мыльный пузырь, когда Лара длиннейшими, под черным же лаком, в тон сегодняшней одежде, ногтями провела по стене, оставляя глубокий след на побелке.