– Теперь я вижу, что за мной явился дьявол, ребята! Потому что вон там стоит его щенок!
– Иоганнес Брауман! – Хакон запрокинул голову и расхохотался. – Неужели тебе еще не надоели эти игры? Тебе ведь уже никак не меньше ста!
Хакон пробирался между стонущими, пока не оказался рядом с человеком, привалившимся к тележной оси. Подошли и прочие, в том числе и офицер, который расспрашивал Жана.
– Ты знаешь этих людей, Иоганнес? – спросил он.
– Вот этого большого олуха – знаю. Чуть не сломал мне хребет под Болоньей, когда свалился с моста. Что, остальные – твои друзья, Хакки?
– Друзья.
– Значит, в людях разбираются плохо. Профессионалы?
– Да.
– И умишка у них маловато, если они надумали предложить свои услуги на этой забытой Богом войне. – Старик попытался сплюнуть, но вместо этого закашлялся, и на его губах появились капли крови. Немного отдышавшись, он сказал офицеру: – Все в порядке, Пит, я могу за них поручиться. Наш Хакон не отличит анабаптиста от задницы его преосвященства.
Офицер кивнул и вернулся к своим делам. Иоганнес жестом пригласил остальных сесть на землю рядом с ним.
– Устраивайтесь поудобнее, друзья. Я бы отвел вас в свою палатку, но мне придется подождать, пока этот мясник, наш хирург, уделит мне толику внимания. – Он кивком указал на палатку, откуда непрерывно доносились громкие стоны. Отчаянный крик вдруг резко оборвался. – Да сжалится Господь над моим телом, а потом и над душой.
Жан посмотрел на старика. Это был рослый швейцарец, почти совершенно облысевший, если не считать ушей, откуда торчали густые клоки желтоватых волос. Лицо у него было изборождено глубокими морщинами, словно кто-то ножом прорезал десятки углублений от затылка к подбородку, заодно сделав надрезы слева и справа на уровне его носа. Левый глаз был затянут бельмом, правый – красный от крови и слипшийся от гноя. Иоганнес хрипло дышал и прижимал к боку пропитанную кровью тряпицу. Жан прикинул, что вроде бы не встречался с этим стариком ни в одном из отрядов, в которых служил. Люди такой профессии редко воюют подолгу.
– Хочешь, я взгляну?
Единственный глаз Иоганнеса уставился на Жана с глубоким подозрением, но тут Хакон кивнул, и старик медленно убрал повязку. Стала видна мокрая красная рубаха, а потом из раны хлестнула кровь. Кончиками пальцев Жан нащупал жесткий кусок металла, застрявший под кожей между двух ребер. Вокруг раны не было алой пены, так что Жан понял, что легкое не пробито.
– Мушкетная пуля?
– Сомневаюсь. У этого мюнстерского отребья пуль почти не осталось. Ай-ии! Поосторожнее, ладно? Нет, это кусок ржавого ведра. Или, может, монета. Видишь ли, они не признают денег, поэтому уже несколько недель нас обстреливают монетами.