— За корабль сей, коли в Охотск его приведёшь, воевода якуцкий Головин Пётр Петрович отблагодарит, то будь спокоен! А коли так — то и немцев с собою забирай, а мне своих людишек кормить надобно, а не этих доходяг. Хлебной казны не присылали ишшо.
— То-то я и смотрю, — пробурчал Поярков, со злобой сузив глаза. — Сказывай, чего надобно, иттить мне надо к робятам!
— Долго ли столоваться будешь? — повысил голос Байков. — Покуда море покойно, уходил бы к Охотску!
— То моё дело! — заявил Василий. — Нужда станет — уйду! А немцев, коли не надобны, повяжу — да в воду.
— Оставил бы у мохнатых, лиходей… — пробормотал Фёдор Исакович. — Бают, ты к ним с жесточью приходил? Верно ли? Не Головин ли говорил тебе не забижать тех людишек? И так к Соколу ангарскому дауры кажный раз уходят!
— Кто бает? — пропустив остальные вопросы, спросил Поярков, упёршись руками о стол и уставившись немигающим взглядом на воеводу. — Наговор се. И неча мне с тобою лясы точить, Фёдор Исакович, пойду я!
И, уже выходя за дверь, повернулся к продолжавшему сидеть за столом Байкову:
— В Охотск сегодня же и уйду!
Едва за ним со стуком закрылась дверь, как Байков со злости запустил в неё миску с недоеденной кашей. И тут же с улицы послышались крики и топот десятков людей. Вдруг забил тревожно колокол. Байков вскочил с лавки и принялся торопливо одеваться. Толкнули дверь из сеней — то Ванька-пушкарь влетел внутрь, хрустнув глиняными осколками миски. У самого волосы всклочены, а глаза, что любские ефимки:
— Ангарской корабль, Фёдор Исакович! Что дым черной исторгает! К острогу идёт!
Загодя сбавив ход, канонерка подходила к северному берегу Амура, принадлежащему Московскому царству. А тамошний люд, вдоволь уж насуетившийся, встречал гостей во всеоружии. В переносном, конечно же, смысле, хотя все три пушечки Усть-Амурского острога смотрели в сторону приближающегося «Орочанина». Ванька Одинец, старший среди пушкарей, напряжённо вглядывался в силуэт ангарского корабля, в нетерпении покусывая губы. Уж он-то знал, что одного выстрела из корабельной пушки ангарцев достаточно для того, чтобы разнести к чертям его орудийную башенку. Силу той пушки Одинец узнал в Ленском остроге, чуть более года назад, когда туда наведались ангарцы, чтобы забрать уворованные лихими казачками мушкеты да наказать этих лиходеев, что прежде спалили их острожек и лишили жизни его защитников. Ванька тогда чудом остался в живых, да только в тот злополучный день придавило ему ногу бревном, отчего он стал прихрамывать. А ленских после оного случая раскидали по иным острогам. Вот Одинец и попал на Амур, вместе с дюжиной своих товарищей. С тем пор пушкарь мечтал управляться с орудием, подобным ангарскому, ибо силу оно имеет безмерную. Но таковых, понимал пушкарь, нет даже в самой Москве, а коли и есть, то…