Убирая перья, я увидела большие багровые синяки, которые начали проступать на бледной коже моей руки. Мои глаза стали следить за следом, который поднимался сначала к плечу, а потом спускался к ребрам. Я дотрагивалась до синяков на моем предплечье, думая, что они исчезнут, но они снова появлялись. Кожа немного пульсировала.
Очень легко — это было так трогательно — Эдвард поместил свою руку на месте моих ушибов, каждый палец соответствовал синяку.
— Ой, — пикнула я.
Я попыталась вспомнить.
Я не смогла вспомнить момент, когда он слишком сильно сжимал меня. Напротив, я помнила только желание, чтобы он прижимал меня сильнее, это доставляло мне удовольствие.
— Мне… так жаль, Белла, — прошептал он, пока я разглядывала свои синяки, — я знал, я не должен был…
Его голос понизился.
— Я так сожалею, даже не могу передать это словами, — он закрыл рукой лицо.
Я долго сидела в полном удивлении, не зная, что сказать, я видела его страдания. Это так противоречило тому, что я чувствовала.
Потрясение медленно проходило, оставляя на своем месте лишь пустоту. Пустота. Мой мозг был пуст. Я не смогла придумать, что сказать. Как я смогу объясниться с ним правильно? Как мне сделать его таким же счастливым, как я — по крайней мере, такой, какой я была несколько мгновений назад? Я коснулась его руки, но он не ответил. Я попыталась отдернуть его руки от лица, но с таким же успехом, я могла дергать руку скульптуры.
— Эдвард.
Он даже не пошевельнулся.
— Эдвард.
Ничего. Это видно будет монологом.
— Я не сожалею, Эдвард. Я не… Я не могу даже говорить. Я так счастлива. Не сердись на меня. Не надо. Мне так…
— Не говори слова «хорошо», — сказал он ледяным тоном, — если ты оценила мое здравомыслие, то не говорила бы, что все хорошо.
— Но я…
— Белла, не надо, — простонал он, — не надо…
— Нет. Надо, Эдвард.
Он убрал руку, его золотые глаза наблюдали за мной.
— Не порть всё, — сказала я, — Я очень счастлива.
— Я уже все испортил.
— Я не хочу это слушать, — остановила я его. Его зубы щелкнули.
— Черт возьми, — простонала я, — Почему ты не можешь меня понять? Так тяжело когда тебя не слышат.
Его глаза немного расширились.
— Это что-то новенькое. Тебе ведь всегда нравилось, что я не могу читать твои мысли.
— Не сегодня.
Он уставился на меня.
— Почему?
В расстройстве я вскинула руки и только теперь почувствовала боль, которую я до этого не замечала.
— Да потому что все это лишнее. Если бы ты только знал, что я на самом деле чувствую сейчас! Или пять минут назад, не важно. Я была совершенно счастлива. Абсолютно и полностью счастлива. А сейчас я порядком рассержена.