Тина возвращалась к комнате мистера Перкинса — дверь была открыта, и обе женщины, Шамис и Симмонс, уже вошли, — когда вдруг ощутила необъяснимую, граничащую с паранойей тревогу. Чувство это накатывало не раз с тех пор, как в ее собственном мире обосновались дознаватели и агенты спецслужб.
Паранойя — надо признать, это была все же именно паранойя — заговорила голосом Мило: «Все подстроено, Тина. Слушай. Они ее похитят. Когда ты вернешься за Стефани, ее уже не будет. Она просто исчезнет. Старики здесь все на лекарствах, они ничего и не вспомнят. Симмонс не признается открыто, что Стеф у них. Только намекнет, даст понять, что нужно сделать. Скажет, что тебе надо прочитать на камеру небольшое заявление. Мол, твой муж вор, предатель и убийца. И, пожалуйста, упрячьте его пожизненно за решетку. Сделаете, скажет она, и мы попытаемся найти Стефани».
Нет, сказала себе Тина. Это только страх. Только паранойя.
Она остановилась у открытой двери. Заглянула. Шамис собиралась уходить и улыбалась во весь рот, а Симмонс сидела на стуле у кресла-каталки, в котором обосновался лысый, сморщенный старикашка с вытянутым, обезображенным возрастом лицом. Глаза были огромными за стеклами больших очков в черной роговой оправе. Спецагент жестом пригласила Тину войти, а старик улыбнулся, обнажив желтоватые зубы.
— Тина, будьте знакомы — мистер Перкинс. Уильям, это Тина, жена Мило.
Протянутая было рука застыла в воздухе. Старик посмотрел на Симмонс.
— О чем это вы, черт возьми, толкуете?
— Ну, до свидания! — сказала мисс Шамис и проплыла к двери.
Подступиться к Уильяму Т. Перкинсу оказалось нелегко. Сначала он клялся, что никакого внука у него нет, потом долго отказывался признать существование Мило Уивера. Протесты чередовались с проклятиями, и Тина в конце концов пришла к выводу, что старикан тот еще мерзавец и, наверное, был таким все восемьдесят с лишним лет. Да, у него две дочери, но обе бросили его давным-давно, «даже не попрощавшись».
— Ваша дочь Вильма, сэр. У нее был муж Теодор. А их сына звали Мило. Это ваш внук, — твердила Симмонс, и настойчивость дала результат — признав наконец ее слова за неопровержимое доказательство, старик понурился и согласился: да, один внук у него таки был.
— Мило, — Перкинс покачал головой. — Ну и имечко. Как у собаки. Я всегда так думал. Но Эллен — ей на мое мнение наплевать. Им всем наплевать.
— Эллен? — спросила Тина.
— Бедовая была с самого начала. В шестьдесят седьмом, ей тогда и семнадцати не исполнилось, уже ЛСД пробовала. В семнадцать лет! А в восемнадцать спуталась с каким-то кубинским коммунистом. Хосе Что-то-с-чем-то. Даже ноги брить перестала. Совсем головой тронулась.