Кендалл не верила своим ушам. В этом и заключалась проблема, связанная с контрактом Донована? В двух знаках препинания и короткой линии для подписи? И ради этого она рисковала потерять доверие своего нового босса? Ради этого она ехала полчаса в один конец? Ради этого она еще и купила ему кофе на свои деньги?
Но обиднее всего было то, что Матиас ошибался. В первом случае запятая не нужна, потому что предложение не было сложным. Двоеточие тоже поставлено по всем правилам. Что касается подписи Эллиота Донована, более миниатюрной закорючки она в жизни еще не видела.
Прищурившись, Кендалл посмотрела на Матиаса.
– И вы срочно меня вызвали из-за запятой, точки с запятой и линии для подписи?
Матиас явно не видел в этом ничего предосудительного.
– Подобные мелочи сразу же бросаются в глаза.
– Только в случае ошибки, но здесь все правильно, – твердо заявила Кендалл.
Он удивленно посмотрел на нее.
– Правда?
– Правда.
– Вы уверены?
– Уверена.
– Ну, в таком случае я зря вас побеспокоил.
Она бросила на него испепеляющий взгляд.
– Но раз уж вы здесь, – как ни в чем не бывало продолжил Матиас, – почему бы вам не остаться на ленч? Холодильник забит всякими вкусностями.
Кендалл могла бы отреагировать на это несколькими способами, в том числе, ударить его, чего ей очень хотелось, но лишь процедила взамен:
– Нет, спасибо.
Матиаса ее отказ не удивил.
– В таком случае, что вы скажете, если я предложу вам вашу прежнюю работу, и вам не придется оправдываться за опоздание перед Де Галло, потому что вы будете там, где вам и следует быть?
Нет, ударить его было бы слишком легким наказанием. Уж лучше запустить в него кирпичом. Нет, двумя. Нет, столькими, из скольких построен Британский Музей.
Все же ей удалось спокойно ответить:
– Нет, спасибо. А теперь, если позволите, я пойду туда, где, как вы сказали, мне следует быть. И это определенно не здесь.
Кендалл развернулась на каблуках и вышла из кабинета. Ни разу не оглянувшись и даже не попрощавшись.
Из окна кабинета Матиас наблюдал за тем, как Кендалл выходит из дома и направляется к своей машине.
Сказав ей о том, что эта поездка вызвала у него приятные воспоминания об университетских временах, он не солгал. Но и неприятных тоже было предостаточно. В памяти снова всплыли обстоятельства, из-за которых они с Люком постепенно отдалились друг от друга. Хантер был единственным, кому удавалось примирять постоянно соревнующихся братьев, превращать их соперничество в привязанность друг к другу. Когда он умер, оборвалась единственная ниточка, соединяющая Матиаса и Люка.