В то время большинство священников Иерусалимского храма были саддукеями. Они представляли собой, говоря современным языком, религиозный истэблишмент эпохи. Это люди, которые во всём стараются подражать грекам. Они даже меняют свои иудейские имена на греческие. Например, Ешуа становится Ясоном, Гиршом – Геродом и т. д. Саддукеи, безусловно, почитают Священное Писание, но для них и Библия, и Бог, о Котором она говорит, и та религия, которая с этим Богом связана, – это не более чем символ национальной идентичности. Подобно тому, как греки и римляне той эпохи, в общем-то, не верят в своих богов, саддукеи слабо верят в Бога Невидимого. Если римские и греческие жрецы и совершают какие-то обряды, то только потому, что такова тысячелетняя традиция, обряды эти освящены временем и верой далёких предков; олимпийская религия – вера в Зевса, Афину, Юпитера, Юнону и других греческих богов – была знаком национальной идентичности греков, названные боги – символами; то же было и у римлян. Примерно так же подходят к своей религии саддукеи. Для них Бог Невидимый – тоже символ, и не больше. Да, они облачаются в храме в священнические одежды, совершают какие-то обряды, жертвоприношения, но это всего лишь дань традиции, потому что так делали их деды, прадеды, прапрадеды в течение тысячелетия; это лишь выражение их национального самосознания. В душе саддукеи исповедуют, вероятно, эпикуреизм, но не как философию, а скорее как образ жизни. Это люди образованные, начитанные, культурные, любящие роскошь, комфорт, уют, хорошие стихи и хорошую прозу. Они, в общем-то, не верят ни во что и поэтому почти всегда пребывают в состоянии скепсиса, уныния: всё в мире тленно, преходяще, неинтересно, не совсем подлинно, относительно, говорят они.
Понтий Пилат – типичный носитель подобных воззрений среди римлян. Когда он слышит, что стоящий перед ним Иисус что-то говорит об истине, он восклицает: «А что такое истина?» Для Пилата истины нет, истина – это иллюзия, дым, у каждого своя истина, свой взгляд на жизнь, считает он, и каждый уйдёт в небытие, причём очень скоро… «Станем есть и пить, ибо завтра умрём!» – воскликнет другой эпикуреец, поэт, которого цитирует апостол Павел (1 Кор 15: 32). «И скажу Душе моей, – говорит евангельский богач, – покойся, ешь, пей, веселись» (Лк 12: 19). Ede, bibe, lude – post mortem nulla voluptas (лат.) – «Ешь, пей и веселись, после смерти наслаждений не бывает». Будем пользоваться каждым моментом жизни сегодня, потому что неизвестно, что будет завтра. Мы все умрём, мы все уйдём в небытие и всё, что есть в нашей жизни, оставим здесь. А потому сегодня нужно пользоваться жизнью сполна. Такова логика этих людей. Такими мотивами пронизана римская поэзия того времени, в том числе стихи одного из лучших поэтов всех времён и народов – Горация. Эти же мотивы встречаются и у других римских поэтов того времени – Проперция, Тибулла, Лукреция.