– И дважды прорвалась.
– Мыло? Это уже второй раз? А первый как?
– Не важно. Скажи, тебе не было всё это время противно просто использовать людей?
– Вначале я не совсем отдавал себе отчёт. Игра казалась увлекательной. К тому же вы с Анной…
– Я не о нас.
– А. Вы об этом английском актёре? Но он сам здесь ни при чём. Только его искусство. Это великолепное исполнение ролей.
– В том числе в твоём спектакле? Без собственного ведома? В качестве приманки? Это по меньшей мере непорядочно.
– Но он не из нашей игры.
– Тем более. К тому же откуда ты знаешь, к чему приведёт вся эта затея?
– Он не приманка. Это скорее некий ориентир. Как зовущая песня, как символ, как… Что?
Павел смеялся:
– Меня веселит твоя детская попытка объяснить свой поступок. Ты вовлёк человека. Очень мощного. И с этим придётся считаться.
– Значит это тоже закономерно. И есть какая-то связь, которую мы ещё не уловили.
– Рад, что ты понял. Каждое действие требует ответственности, так как имеет продолжение не зависимо от нашего желания.
– Год назад это могло бы меня испугать.
– Что?
-Мы можем оказывать влияние на людей, даже не подозревая об их существовании, а они в свою очередь на нас.
– Фрактал обратим. Ты сам говорил об этом.
– Жаль.
– Что жаль?
– Вы с Анной. Это будет уже другой человек. И будет ли он счастлив там, наверху?
– Счастье всего лишь функция. К тому же периодическая.
– И её нельзя изменить.
-Изменить можно всегда. Ибо нет ничего неизменного. Вещи, такие, какими ты видишь их в данный момент, как впрочем и мои слова, которые ты слышишь, миг назад и миг вперёд – уже иные.
– Ага. А мысль, изречённая – есть ложь. Дурацкий парадокс, который разбивается элементарным доказательством из теории множеств.
– На твоём уровне.
-Да. Но игра идёт тоже на моём уровне.
– Остаётся несколько часов.
– Успеем.
–Да.
Богдан очень хорошо смотрелся в классической тройке с белой рубашкой и галстуком. А печаль придавала ему оттенок романтичности – Соня должна заметить и оценить. Павел также приготовил свой френч, пылившийся в шкафу с Рождества.
– Вам идёт. Очень. Жаль она не увидит.
Из открытого окна со двора доносились переругивания ворон, столь не свойственные середине июня. Ронхул, или как там его на самом деле, дремал на подоконнике и вдруг вскочил, вздыбил спину и зашипел. Во двор въезжали какие-то важные машины.
– Всё? – тихо спросил Богдан.
Павел не ответил. Он подошёл к двери в ванную комнату, взялся за ручку, повернул её, слегка потянул на себя, послышался мерный стук водяных капель. Заметив женщину, стоявшую у зеркала, Павел замер на пороге. Он знал, какое отражение увидит она, если он подойдёт. Одно отражение. И резко захлопнул дверь.