Жандарм выслушал мои замечания, не возражая, но с пренебрежительным видом, как бы желая сказать, что претензии мои несущественны, а принимать их от такого желторотого юнца ему обидно. И все полицейские, которых я также заставлял показывать подошвы своих сапог, смотрели мне вслед отнюдь не дружелюбными взглядами. Мне даже показалось, когда я покидал дежурную часть, что мне в спину слышно их бормотание — мол, руководить, да цепляться к ерунде все горазды, особенно эти, прокурорские, белая кость, а раскрывать дело, черную работу выполнять, придется им — сыскарям…
Тем более что мое пребывание в полицейском управлении ознаменовалось небольшим происшествием, не прибавившим ко мне симпатий…
Пока я в дежурной части ожидал прибытия вызванных мною сотрудников, туда явился околоточный надзиратель с протоколами на женщин, задержанных накануне в трактирах за разврат. Среди приведенных им женщин выделялась одна, совсем молоденькая, вовсе не развратного вида, с нежным круглым лицом в трогательных веснушках, просто и скромно одетая. Легкие негустые волосы заплетены были в косы, обвивавшие голову. В отличие от товарок, в кругу которых она находилась, — разбитных бабенок постарше ее, крикливых, с грубыми голосами и опухшими лицами, она весьма смущалась и все время тихо плакала, утирая слезы тыльной стороной руки. Нечаянно встретившись со мной глазами, она вдруг горько зарыдала, так, что в горле у нее заклокотало, и, присев на корточки, уткнулась мокрым, сморщившимся от стыда лицом в подол своей суконной юбки.
Мне стало вдруг пронзительно жаль эту девушку, явно по ошибке попавшую в столь неблаговидную компанию, и я отозвал в сторону околоточного надзирателя, сдавшего бумаги дежурному, и поинтересовался, за что задержана эта несчастная.
— А за разврат, — хмуро глянул на меня околоточный и тут же повернулся к дежурному, тыча в бумаги и что-то объясняя.
Я тронул его за плечо, он с недовольным видом обернулся, и я ему представился, попросив разъяснить, в чем состоит вина этой особы. Моя протеже при этом как будто почувствовала мой интерес к ее делу и всей своей худенькой фигуркой так и подалась к нам, словно желая не упустить ни одного слова, относящегося к ней. В наивных глазах ее, обращенных на меня, зажглась вдруг надежда на мое заступничество. И я не мог обмануть эти невинные глаза.
Полицейский же явно тяготился моим интересом, но не посмел выразить своего отношения судейскому чиновнику и нехотя объяснил, что девица сия была вечор в кабаке на Знаменской с мужчиной после одиннадцати часов ночи, стало быть, она должна по задержании быть отправлена во вра-чебно-полицейский комитет, чтобы ее зарегистрировали как проститутку.