Не разобраться, не различить зрения, слуха и осязания. Все превратилось в бессчетные крупицы информации, вспыхивающие стремительно и ярко, как огоньки.
— По-любому, на нашей стороне сейчас проходимость никакая, вот я и не могу ответить.
Я очнулась и обнаружила, что глаза мои открыты и я все еще рассматриваю проносящиеся мимо огни.
Понимаю: я сказала, что голос, слышный по рации, звучит словно у меня в груди, и имела в виду вполне абстрактное значение этого словосочетания, пытаясь передать ощущения от приближенности к звуку, а он решил, что я подразумеваю под этим громкость передачи. Я говорила об играх сознания, а он понял так, что я попросту удивляюсь, как ясно слышен голос на огромном расстоянии. А может, эти два понятия и впрямь одно и то же? Ведь уверенность — это и есть приближенность к тому, в чем уверен, ощущение, что разрыв между тобой и предметом твоей уверенности минимален и все продолжает сокращаться, и в итоге голосу уверенности предстоит зазвучать у тебя в груди. Я моргаю. Вспышки, фейерверком раскинувшиеся перед глазами, не имеют ничего общего со светом встречных фар, который я впитываю зрачками. Крошечные, мерцающие, мигающие искры, виденные мною раньше, исчезли.
Когда мы добрались до подножия горы Акаги, снег идти перестал. Даже на земле и то не осталось.
Дорога впереди выравнивается. Нас оглушает громкий, вибрирующий статическим электричеством голос.
Окабе берет микрофон, отвечает:
— Добрый вечер, Путь в Нариту.
— Этот мужик — тоже дальнобойщик, — объясняет он мне, убрав большой палец с кнопки микрофона. Человека слышно, только пока он продолжает жать на кнопку.
— Почему ты зовешь его Путь в Нариту? — спрашиваю. Окабе отвечает — это называется «позывные», специальные прозвища, которые используются во время переговоров по рации.
— Но ведь ты сказал — он тоже дальнобойщик, да?
— Ага.
Еду вверх по семнадцатому, Мииаками. Слышишь меня ? Десять-десять!
Голос у говорящего — густой, глубокий бас. Громыхающий рев несущегося вперед грузовика то и дело заглушает его.
— Достойный-Пять. Иду по Семнадцатому, Камиширои.
Выражение, появившееся на лице Окабе, пока он говорит, яснее слов объясняет мне: он и человек на том конце линии, кем бы он ни был, — добрые друзья.
— Почему его называют Путь в Нариту?
— Понятия не имею. Наверно, просто потому, что все это незаконно, вот и нельзя использовать настоящие имена.
— Что? Это незаконно?
Эй, эй, всем. Достойный-пять тоже здесь.
Голос прорывается сквозь многочисленные помехи и с треском исчезает.
— Законно использовать только рации мощностью не более пяти ватт. По-моему, где-то так. Все, что мощнее пяти ватт, — уже незаконно. Моя малышка тут на пару киловатт потянет.