А Анатоля нет.
Однажды Леони почудилось, что она его высмотрела. Мужчина походил на Анатоля фигурой, и ростом, и даже размеренной походкой. Издали ей даже показалось, что она узнала его блестящие карие глаза и холеные черные усики. Она даже подняла было руку, чтобы помахать брату, но мужчина обернулся, и оказалось, что это не он.
Леони снова повернулась лицом к авеню Опера. Улица протянулась наискосок до самого Лувра — напоминание о временах непрочной монархии, когда король Франции пожелал иметь безопасную и прямую дорогу к вечерним развлечениям. В сумерках мигали фонари, тепло светились квадратики окон кафе и баров. Шипели и плевались газовые горелки.
Вокруг шумел вечерний город, день уступал место ночи. Entre chien et loup.[2] Звон упряжи и колес на многолюдных улицах, далекое пение птиц на бульваре Капуцинов. Резкие крики уличных торговцев и конюхов, нежные голоса девушек-цветочниц на ступенях Оперы, звонкий голос мальчишки, готового всего за одно су начистить господам ботинки.
Еще один омнибус в направлении бульвара Османа скрыл от Леони на мгновение великолепный фасад Пале Гарнье. Кондуктор на верхней площадке насвистывал, продавая билеты. Пьяный старый солдат с Тонкинской медалью на груди горланил солдатскую песню. Леони заметила клоуна с набеленным лицом под темной шапочкой-домино, в костюме, расшитом золотой мишурой.
«Как он может заставлять меня ждать?»
Колокола принялись призывать к вечерне, звон эхом отдавался от булыжной мостовой. У Сен-Жерве звонят или еще в какой-то из окрестных церквей?
Она передернула плечом. В глазах мелькнула досада, сменившаяся беспокойством.
Леони уже не могла ждать. Если она хочет услышать «Лоэнгрина» мсье Вагнера, надо собраться с духом и идти одной.
Но разве можно?
Сопровождающий не явился, зато билет, к счастью, у нее.
Только решится ли она?
Леони задумалась. О премьере говорил весь Париж. Почему она должна лишаться удовольствия от спектакля из-за Анатоля, который вечно опаздывает?
В театре торжественно сияли хрустальные канделябры. Все так светло и красиво — нельзя пропустить такое событие. Леони решилась. Она взбежала по ступеням, прошла за стеклянную дверь и влилась в толпу.
Прозвенел звонок. Всего через две минуты поднимут занавес.
Шурша юбками и шелковыми чулками, Леони проскочила просторный мраморный вестибюль, привлекая в равной мере одобрительные и восхищенные взгляды. В свои семнадцать лет Леони обещала стать настоящей красавицей — уже не ребенок, но в ней еще видна была недавняя девочка. Природа одарила ее той красотой, что в моде сейчас, — бело-розовой кожей и рыжими волосами, столь ценимым мсье Моро и его друзьями-прерафаэлитами.