«Я сама и другие мои я, прошлые и будущие, присутствуют на равных».
Теперь Леони ощущала рядом с собой движение. Духов или оживших карт — она не взялась бы сказать. Любовники перед ее любящими и полными надежды глазами приняли облик Анатоля и Изольды. На миг Леони показалось, что сквозь черты Справедливости с весами и узором из нот на подоле платья просвечивает лицо Луи-Анатоля. Знакомое детское лицо слилось с очертаниями женского лица на карте. Потом увидела краем глаза, совсем мимолетно, как черты Одрика Бальярда — Сажье — запечатлелись на молодом лице Мага.
Леони замерла, поддаваясь волнам музыки. Лица, костюмы, ландшафт словно двигались, дрожали и мерцали, подобно звездам, поворачиваясь в серебристом воздухе под невидимым течением музыки. Она уже не ощущала себя. Измерения, пространство, время, тяжесть — все исчезло или утратило смысл.
Кожей шеи и плеч, открытым лбом она чувствовала ласковое нежное движение воздуха — духов, решила Леони, окружавших ее, но не касавшихся тела. Нарастал безмолвный хаос, беззвучная какофония шепота и вздохов.
Леони вытянула вперед руки. Она казалась себе невесомой, прозрачной, словно плыла в воде, хотя красное платье все так же облекало ее тело, и плечи окутывал черный плащ. Они ждали, пока она присоединится к ним. Она повернула простертые руки ладонями вверх и явственно увидела на бледной коже ладоней символы бесконечности, похожие на восьмерки.
— «Aici lo terns s'en, va res l'eternitat».
Слова серебряным звоном сорвались с губ. Как долго она ждала, пока сумела в точности понять их значение.
«Здесь, в этом месте, время уходит в вечность».
Леони улыбнулась и — с мыслью об оставшемся позади Луи-Анатоле, и о ждущих впереди матери, брате и тете — шагнула в свет.
Езда по ухабистой земле была для него мучительна. Несколько язв на руках и спине открылись, и он чувствовал, как промокли от гноя повязки.
Констант вышел из кареты.
Он ощупывал землю тростью. Здесь недавно стояли две лошади. Оставшиеся колеи говорили об одной повозке и, по-видимому, уводили от часовни, а не к ней.
— Жди здесь, — велел он.
Констант удивился, почувствовав, с какой силой ветер пробивается сквозь сплетение тисовых стволов, уходящих к двери часовни. Свободной рукой он крепко прихватил воротник на горле, чтобы защититься от усиливающегося сквозняка. Он потянул воздух носом. Он уже почти утратил обоняние, но все же уловил неприятный запах, причудливую смесь благовоний и гниющих на берегу морских водорослей.
Глазами, заслезившимися от холода, он все же различил горящий внутри свет. Мысль, что мальчишка, возможно, прячется там, толкнула его вперед. Он шагнул к двери, не замечая ни звука, похожего на плеск воды, ни свиста — словно ветер пел в телеграфных проводах или рельсы дрожали при приближении поезда.