– Курила? – неподдельное изумление.
– Да разве это грех?
– А разве добродетель?
Удивительно – что бы ни говорил Батюшка, как бы ни ужасался, тревожился, он всегда за тебя, на твоей стороне, против грехов, но за тебя, за твою душу. И хорошо, что часто сквозь серьезность проступает веселость, он любит пошутить.
29 мая. Сегодня я вошла в храм возбужденная, с шумной солнечной улицы, довольная своим чудесным настроением.
– Отец Антоний, я сейчас так радуюсь! – и жду поощрения.
– Ну и замечательно.
– А как же «многими скорбями»…
– А ты думаешь, все твои скорби кончились? – глаза у него смеются.
2 июня. Перед экзаменом по немецкому (он в этой сессии самый страшный!) заехала в церковь, просила Батюшку помолиться об удачной сдаче экзамена. Он благословил меня, и сказал, что будет молиться.
Экзамен сдала на пятерку. Теперь, если с грамматикой все будет хорошо, получу повышенную стипендию. Завтра Троица.
6 июня. Спросила отца Антония, пересдавать ли мне зарубежку (сдала на четверку, и будет меньше стипендия).
– А ты знаешь на «пять»?
– Нет.
– Тогда о чем разговор?
9 июня. Батюшка сказал, что со следующей недели уходит в отпуск. Целый месяц его не будет! Я не показала виду, что расстроилась, но после церкви, признаюсь, немного поплакала.
14 июня. Батюшка в отпуске, и это очень печально. Чувствую себя сиротой.
Папин друг, бывший однокурсник, с которым они не общались сто лет, а теперь вдруг встретились на конференции в Праге, куда папу отправил его институт, зовет папу к себе в Монреаль, в свою лабораторию – навсегда! Вместе с семьей. То есть с мамой и со мной. Папа загорелся. «Это последний мой шанс хоть что-то сделать в науке». Мама ехать совсем не хочет, даже плакала. Я не плачу и просто говорю им: «Без меня».
16 июня. Сессия кончилась. Сдала хорошо, с одной четверкой. Буду получать повышенную, слава Богу!
Через неделю едем в фольклорную экспедицию, мы с Олькой присоседились к русскому отделению. Руководительница экспедиции – давняя знакомая Олькиной мамы, и нас взяли. Едем в Кировскую область.
19 июня. Два дня провожали Глеба в армию. Глеб не стал косить, как многие наши ребята, и его записали в радиосвязь. Провожали сначала в общаге, там больше места, утром поехали на вокзал. Без волос и бороды он оказался совсем мальчиком, с тонкой шеей, с печальными, испуганными глазами. На вокзале сжал мне руку.
– Пиши мне, Анюта!
– Глеб, конечно.
– Пиши побольше про церковь. Там совсем этого не будет.
– Я напишу обязательно, про все что захочешь, ты только возвращайся поскорей!
– Знаешь, – он отвернулся, не договорил.