И снова утро (Константин, Зинкэ) - страница 52

Вдруг чей-то голос прервал мои мысли:

— Будь добр, дай и мне цигарку… Свои я давно все выкурил. Ты уж извини меня, браток…

Я медленно протянул говорившему пачку сигарет и тут заметил, что рядом со мной стоит гражданский из «патриотической гвардии». Я смутно видел в темноте его лицо, но догадался, что это молодой мужчина, приблизительно моего возраста, то есть лет тридцати. Гражданский взял сигарету, поблагодарил, но не отошел от меня. Я слышал, как за моей спиной он прикурил, крепко затянулся, потом глубоко вздохнул. Мне, честно говоря, не хотелось вступать в разговор, я предпочитал остаться наедине со своими мыслями и чувствами, поэтому совсем не обрадовался, когда он снова обратился ко мне:

— Поет сверчок, а мне в этой тишине чудится, что я слышу сову. А слышать сову — плохая примета.

— Если боишься смерти, почему не остался в Бухаресте? — резко ответил я ему.

Мне казалось, что после моих злых слов незнакомец обругает меня и уйдет. Однако все произошло совсем не так. Вместо того чтобы уйти, он спокойно и даже с некоторой иронией сказал мне:

— Кто тебе сказал, что я боюсь смерти?.. Я вовсе не боюсь.

— У тебя еще есть время убежать… До рассвета как раз успеешь. Чего ты ждешь?

— Начала схватки. А смерти я не боюсь, — повторил он.

Этот гражданский выводил Меня из терпения, и я оборвал его еще грубее:

— Знаешь, братец, оставь-ка меня в покое. Я предпочитаю слушать сверчка, а не твою болтовню.

Но незнакомец и не собирался уходить. Он продолжал молча курить, вглядываясь в пространство за окопом. Через некоторое время он снова заговорил тихим голосом, будто самому себе:

— И мне нравится слушать сверчка, но я знаю, что меня ждет большое испытание. Мне вовсе не страшно. Вот ты, по-моему, уже давно воюешь и не можешь не знать, что многих солдат перед боем охватывает беспокойство. И я тоже из таких. Убежать, говоришь? Правда, я однажды уже бежал, несколько месяцев назад, из-под Кишинева. Но сюда — сюда я пришел по своей воле.

Гражданский замолчал, будто хотел понять, слушаю я его или нет. Теперь я понял, что рядом со мной стоит человек, который очень переживает, который может погибнуть на рассвете и которого надо выслушать. Это, если хотите, неписаный закон окопов.

— Хочешь еще сигарету? — спросил я через некоторое время, протянув ему пачку.

Он не отказался. Мы оба закурили. На какое-то мгновение при огоньке спички я увидел его задумчивое смуглое лицо.

— Спасибо, браток, ты понял меня, — продолжал он. — Мне не так надо покурить, как поговорить. Мне хотелось, чтобы меня выслушали. Солдат, да еще понюхавший окопной жизни, может понять меня. А ты, видно, из таких. Спасибо тебе, браток. Я такой же, как и все другие, кто пришел сюда защищать Бухарест…