Михуляк достал сигарету, которую он привез от генерала, разломил ее пополам, отдал половинку полковнику и щелкнул зажигалкой. Затянувшись несколько раз, продолжал возбужденно:
— Потом мы молчали всю дорогу до Бакэу, где находится его командный пункт. Я сидел в его машине рядом с ним, а впереди с шофером ехал переводчик. На въезде в город встретили их танковую колонну. Это задержало нас почти на час. Я насчитал сто сорок восемь машин! КП он перенес вслед за колонной в Блэджешти, откуда я и прибыл сейчас. В Бакэу, в румынском штабе, я видел и нескольких наших генералов…
— Что ты говоришь! — не поверил Матеяну.
— Господин полковник, — перешел на шепот Михуляк. — Мы еще не представляем масштаба катастрофы, которая была, есть и, возможно, еще будет! Мы пока не знаем, что произошло, а может, так и не узнаем всего! Но без переворота в Бухаресте мы совсем пропали бы! Мы были на краю пропасти и пошли бы на дно вместе с немцами…
— Я вижу, ты начал думать, как русские! — упрекнул его полковник.
— Господин полковник, — пробормотал Михуляк, содрогнувшись. — Я говорю, мы еще не отдаем себе отчета… что пережили ужасный момент!
— А почему ты думаешь, что уже пережили?
— Из-за переворота в Бухаресте. Сейчас, в этот момент, мы уже вышли из войны и, как говорят по радио, набросились на немцев…
— Значит, и ты думаешь, что это все, что мы сможем сделать теперь?
— Точно! — подтвердил Михуляк, глядя на полковника своими большими мягкими глазами.
Они замолчали. На холме, между танками, солдаты, охваченные горечью, погрузились в ожидание, которому, казалось, не будет конца. Русские на дороге улеглись вдоль канавы, утомленные напряжением и маршами этих дней. Солнце, уже низко склонившееся к горизонту, обволокло холм косыми красноватыми лучами. Тени стали длиннее. Перед вечером Матеяну снова собрал командиров подразделений. Он обычно долго и глубоко думал, но особо важные решения принимал сразу.
— Нам лучше перейти с русскими через горы в Трансильванию, — сказал он, убежденный, что обсуждать больше нечего. — Тем самым мы будем действовать в духе декларации нового правительства. Я думаю, это самое правильное решение и нам нельзя больше задерживаться. Приготовьте, пожалуйста, солдат к маршу! Михуляк, ты примешь командование отрядом, если я не вернусь!
— А куда ты уезжаешь?
— К русским…
Увидев его спускающимся на мотоцикле по склону, советский офицер поднялся из канавы. Это был еще молодой парень, высокого роста, с гладким загорелым лицом; фуражка у него была сдвинута назад, гимнастерка, плотно облегая грудь, собралась сборками у ремня сбоку, почти у самых колен болтался наган. Он тоже сел в мотоцикл, и до перекрестка, где был остановлен утром авангард отряда, они ехали без помех. Другая дорога, однако, была забита советскими войсками, стремительно двигавшимися на юг, и молодой офицер несколько раз приподнимался и, жестикулируя, кричал: