— Тогда нам нужно вместе уточнить некоторые детали, — проговорил он и начал перечислять, загибая каждый раз по одному пальцу: — Первое: вы готовы сотрудничать с Советской Армией?
— Да… до полного освобождения страны, господин генерал!
— Второе: как командир, вы берете на себя всю ответственность за поведение ваших солдат в бою?
— Само собой разумеется, господин генерал! — даже несколько сердито ответил Матеяну. — Я отвечаю за каждого из своих солдат!
— Ну хорошо! — заключил генерал и пожал ему руку. Потом представил ему нескольких офицеров связи, которые должны были остаться в отряде и которым он приказал в этот же день обеспечить отряд хлебом, консервами, сахаром, чаем и табаком, а машины и танки — горючим.
— У вас есть еще какие-нибудь вопросы, господин полковник?
Матеяну ответил не сразу. Он нахмурил брови, взгляд его посуровел, но в нем крепли смелость и убеждение, что теперь он может рассчитывать на то, что генералы поймут его. Ссылка на лояльность пожилого генерала, дружеская улыбка уже знакомого генерала — все укрепляло его в мысли, возникшей во время беседы с советскими генералами.
— Пожалуйста, господин полковник, — подбадривал его генерал.
— Нам еще нужны танкисты, — проговорил Матеяну, — водители, механики, радисты, шоферы. У нас нет ни одного полностью укомплектованного экипажа.
— Откуда их взять? — благожелательно, но удивленно спросил генерал.
— Вы танкист, господин генерал, — обратился Матеяну к седому генералу, — и знаете, что значит потребовать от солдат зарыться с танками в землю.
— Следовательно, вы сделали это намеренно?
— Я должен был спасти остальные танки, господин генерал.
— И где они остались? — спросил пожилой генерал.
— Севернее Романа… по ту сторону Серета.
— Когда?
— В последнем бою, двадцать третьего…
— Один, два, три, четыре… Четыре дня! — сосчитал генерал и повернулся к другому генералу.
— Многовато, — пробормотал тат.
Пожилой генерал на минуту задумался, будто опасаясь принять поспешное решение. В его душе сохранилось чувство скрытой жалости, которое он испытал при виде строя солдат. Он оценил упорство полковника, который теперь настаивал, чтобы ему передали и пленных…
— Прошу понять меня, господин генерал, — продолжал Матеяну, — это мои люди… Мы воевали и страдали вместе, мы вместе проливали кровь и надеялись…
Его горячие слова нашли отклик в сердцах собеседников. Пожилой генерал, отбросив условности, подошел к нему ближе и, положив руку на сердце, вдруг спросил:
— Вы православный, господин полковник?
Матеяну, застигнутый врасплох вопросом, недоуменно посмотрел на него.