Став государевым человеком, Иван Николаевич внешне совершенно переменился, отрекся от своего бурного прошлого и другим наказал о нем забыть, а если кто ему слишком навязчиво напоминал о былом, то такого человека секретари Ивана Николаевича отвозили на легендарную уже владивостокскую свалку «Горностай», аккуратно расфасованным по брендированным пакетам из принадлежавшего Ивану Николаевичу супермаркета.
В одном лишь Иван Николаевич себе не изменил — в своей франкофилии. И даже женился он по старой любви — на рядовой проститутке, которая догадалась в качестве творческого псевдонима взять себе ностальгическое «Эммануэль», выделяясь на фоне прочих Снежан, Анжел и Кристин. Это потом уже, решившись на свадьбу, Иван Николаевич оформил невесте победу в конкурсе «Мисс Приморье» — просто чтобы не выглядеть лохом в глазах истэблишмента.
И портрет вечно молодого Жан-Поля Бельмондо все также висел в его кабинете, означая решимость Ивана Николаевича в душе остаться верным романтическим идеалам своей юности. Ведь свобода, на которой он оказался после отсидки, не была той абсолютной неземною свободой, что царила во Франции.
Своей музе Иван Николаевич служил как мог. Отпустил грехи непослушному киллеру, который сбежал от Антонова в Иностранный легион, вернул его домой и трижды в неделю занимался с ним ломаным французским и рукопашным боем. Все альбомы Джо Дассена Иван Николаевич собрал на виниле, а Мирей Матье даже дважды пела у него в сауне по случаю юбилеев.
Но вот в самой Франции седеющий лев побывать так и не успел. Сначала не давали паспорт, потом не отпускали дела, потом не давали визу, и опять не давали визу, и опять не отпускали дела. И потом, географически Владивосток расположен много ближе к Паттайе, чем к площади Пигаль.
Однако с мечтой однажды все-таки приземлиться в аэропорту Шарль де Голль и вдохнуть полной грудью чистейший французский воздух Иван Николаевич расстаться не мог.
И вот, когда досье на него в органах волшебным образом обнулилось, словно пройдя перезагрузку, и когда ему вручили зеленый служебный паспорт, в который лепить отказ воспитанным французам было не comme il faut, он решился.
* * *
— На выходные это самое… В Париж планирую, — поделился он с губернатором, украдкой глотая валидол.
— А слетай, голубчик, слетай! Ты же сколько собирался, — ласково глядя на Ивана Николаевича, ответил губернатор; уж он-то знал.
— Волнуюсь, — покраснел Иван Николаевич, и протер лысину шелковым платком. — Одна мечта осталась… И вот сейчас… Это самое.
— Счастливый ты, — вздохнул губернатор, отщипывая дольку от мандарина и подкладывая ее к белому телефону с золотым двуглавым орлом вместо диска. — Моя вот мечта уже исполнилась… И как-то скучно стало.