— Француженки обычно пьют воду, — сказал батюшка, — а ее воспитывала француженка, мисс Вильвиель.
— Не смею спорить с вашим превосходительством; но мне, право, не верится, чтобы человек по доброй воле стал пить воду вместо пива. Знаю, что французы пьют воду и едят кузнечиков, да ведь мисс Анна коренная англичанка, дочь барона Лемтона. Славный человек был покойник! Отец мой знавал его во время претендента. Барон, сказывают, знатно дрался при Престонпенсе; за то все имение его отобрали на короля, и он, бедняк, принужден был уехать во Францию. Нет, ваше превосходительство, верьте или нет, а мисс Анна не по доброй воле пьет воду. А как подумаешь, что она, моя голубушка, могла бы всю жизнь себе потягивать пивцо, да еще какое!
— Как же это?
— Да мой сынишка втюрился в нее и затеял было жениться.
— Неужели же вы не позволили?
— О, я было и руками и ногами! Как малому, который получит при наследстве десять тысяч добрых фунтов стерлингов и мог бы взять за невестой вдвое и втрое против этого, жениться на девушке, у которой за душой ничего! Нет, это не ладно! Но сколько я ни толковал, он, бывало, все свое несет; нечего делать, пришлось благословить.
— И что же? — спросил сэр Эдвард дрожащим голосом.
— Да она не пошла. Батюшка отдохнул.
— И все ведь это из гордости: она-де дворянка. Уж эти мне дворяне, чтоб их всех…
— Потише, — сказал батюшка, вставая, — я сам дворянин…
— Э, ваше превосходительство, ведь я это говорю о тех дворянах, которые пьют только воду. Вы изволили взять у меня четыре бочонка?
— Шесть…
— Да, да, бишь, шесть!.. Виноват, ошибся. Больше ничего не прикажете, ваше превосходительство? — сказал пивовар, почтительно провожая сэра Эдварда, который пошел к дверям.
— Ничего; прощайте, любезный друг. Батюшка сел в карету.
— Домой прикажете? — спросил кучер.
— Нет, к доктору. А дождь так и лил.
Кучер, бормоча про себя, сел на козла и погнал лошадей во всю мочь. Минут через десять приехали. Доктора не было дома.
— Куда прикажете? — спросил кучер.
— Куда хочешь.
Кучер воспользовался позволением и поехал домой. Батюшка пошел прямо в свою комнату, не сказав никому ни слова.
— Барин-то, кажись, рехнулся! — сказал кучер, встретившись с Томом.
— Эх, брат Патрик, уж я и сам то же думаю! — отвечал Том.
Действительно, в нем сделалась такая перемена, и притом так внезапно, что эти добрые служители, не понимая настоящей причины, легко могли подумать, что он помешался. Вечером они сообщили свое мнение доктору, когда он в обыкновенное время пришел играть в вист.
Доктор слушал их с вниманием, прерывая по временам слова их более или менее выразительным: «Тем лучше»; а потом, когда они кончили, он, потирая себе руки, пошел в комнату сэра Эдварда. Том и Патрик посмотрели ему вслед, покачивая головой.