— Наказать и его! — сказал капитан.
Так как было сомнение, то, избавляя Девида о» наказания, он обвинил бы лейтенанта.
После этого никто не посмел сказать ни слова; сержант прочел вслух сентацию, экзекуция началась.
Матросы, привыкшие к этому наказанию, вытерпели его более или менее мужественно. Боб был предпоследним: когда очередь дошла до него, он разинул рот, как будто что хотел сказать; но, подумав немного, кивнул головою, давая знать, что отложил это до другого времени.
После двадцатого удара Боб встал. Видно было, что он хочет говорить, и все замолчали.
— Вот о чем я хотел попросить, ваше высокоблагородие, — сказал Боб, обращаясь к Стенбау, — теперь, как уже я здесь, прикажите меня еще раз высечь вместо Девида.
— Что это ты, Боб? — вскричал цирюльник.
— Не твоя речь, молчи, — отвечал Боб с досадою. — Я буду говорить. Не наше матросское дело, ваше высокоблагородие, судить, виноват он или нет; только я говорю, что если ему зададут двадцать ударов таких, как мне ввалили, то он и ноги протянет, жена его останется вдовою, а дети сиротами.
Боб сошел, не говоря более ни слова, и Девид взошел на его место.
Плеть поднялась, упала, и девять ремней ее отпечатались синяками на плечах несчастного; раздался второй удар, и девять других полос перекрестились с первыми; при третьем ударе кровь выступила каплями; при четвертом…
— Довольно! — сказал капитан.
Мы отдохнули, потому что все груди были стеснены. Девиду развязали руки; хоть он ни разу не вскрикнул, однако был бледен, как умирающий, и, обращаясь к капитану, сказал:
— Дай Бог вам здоровья, капитан, я не забуду ни милости, ни мщения.
— Не забывай только своих обязанностей, — сказал капитан.
— Я не матрос, — отвечал Девид глухим голосом, — я муж и отец; Бог простит меня, что я не исполняю теперь обязанностей мужа и отца; не моя вина.
— Отведите наказанных в трюм и скажите доктору, чтобы он осмотрел их.
Боб подал руку Девиду.
— Спасибо, любезный друг, я и один сойду, — сказал Девид.
Часа через два после этого я сошел в кубрик. Девид сидел на своей койке. У него была горячка. Я подошел к нему.
— Ну что, брат Девид, каково тебе?
— Хорошо! — сказал он отрывисто и не оборачиваясь ко мне.
— Ты не знаешь, с кем говоришь. Я Девис.
Девид обернулся.
— Мистер Девис, — сказал он, поднимаясь на одной руке и устремив на меня глаза, которые блистали лихорадкою, — мистер Девис, если вы точно мистер Девис, вы мой благодетель. Боб сказывал мне, что вы просили капитана выпустить меня из тюрьмы. Без вас я бы вышел оттуда не прежде других, и мне не привелось бы в последний раз взглянуть на Англию… Воздай вам Господь за это!