– Зачем?
– А черт его знает, – вздохнул Павел. – Говорили, что будут дачные участки для городских нарезать, дорога нужна, а потом оказалось, что грунтовые воды близко, болото почти.
– А то сразу видно не было, – задумалась Томка. – Поехали.
– Куда?
– Хочу посмотреть, где твоего отца нашли.
Показанное еще бабой Нюрой место Павел отыскал с трудом. Проселок, огибающий старое кладбище, исчез, да и само кладбище переползло через ограду, начало забираться на пригорок, а новая бетонка, проложенная от деревни к совхозу, вообще очерчивала холм с другой стороны. И все-таки найти удалось. Помогла кривая сосна, некогда посаженная над чьей-то могилой и за десятилетия вдавившая ее в землю.
– Здесь. – Павел остановился на еле приметной тропке, прикинул расстояние до сосны, удивился знакомым именам на свежих могилах. – Смотри-ка, кое-кто из моих бывших недругов уже в земле.
– Надеюсь, ты себя в этом винить не будешь? – Томка поежилась, хотя осеннее солнце было теплым.
– Не буду, – Павел взял ее за руку, – тем более что и недругами они были пустячными. Детскими. Сейчас бы кого встретил – обрадовался бы. Дядька говорил, что чуть не половину моих ровесников водка сгубит, – думаю, что угадал.
– Остался бы в деревне – и тебя бы сгубила, – прошептала Томка. – Или нет?
– Не сгубила бы, – упрямо мотнул головой Павел. – Я несгубаемый и несгибаемый.
– Куда мы идем?
– Пошли – покажу, как выглядела моя мама.
Ограды на деревенском кладбище были устроены плотно, кое-где приходилось протискиваться меж проржавевших прутьев боком, продираться через заросли вьюна и крапивы. Павел уже пожалел, что не доехал на машине до церквушки – от нее должна была вести к центру кладбища расчищенная дорожка, – но тут разглядел оголовок креста. Большой, вырезанный из песчаника крест поставил еще дядя, вот только не знал, что и его портрет будет укреплен на серой плите под крестом. Или знал.
– Тут чисто! – удивленно заметила Томка.
– Подбрасываю иногда деньжат местному батюшке, – прошептал Павел. – Смотрят. Даже вон плитку положили – не ожидал, да и цветники обновили. Крест поправили, укрепили.
Ограда вокруг могил блестела серебрянкой. На покрывающем землю гравии лежала тротуарная плитка. Из цветников торчали пластмассовые незабудки. Томка вытянула руки, растопырила пальцы, закрыла глаза, прошла вдоль могил.
– Что-то чувствуешь? – спросил Павел.
– Ничего, – ответила она, вернулась, прижалась к плечу Павла. – Отец говорил, что, если люди хорошие захоронены, почувствуешь покой, если плохие – тяжесть. Но я не колдунья, я просто глупая баба.