— Это всё Таты, моей сестры, я сама не очень, да и глаз плоховато видит, больно много не начитаешь. Я все больше руками, где на ощупь, где по памяти… — это она имела в виду всякие там вязаные салфетки, прихватки, грелки, чайнички — кучу всяких разных вещей. Вся эта всячина, и ветхая и почти новая, прекрасно уживаясь друг с другом, пустила корни и заполонила почти всю Бабтонину квартиру.
И сундук… Я остановилась, будто наткнувшись на невидимую преграду, когда увидела его в первый раз. Я-то думала, что такие бывают только в музеях или у Кощея Бессмертного, который над златом чахнет, а тут стоит себе такое чудо как ни в чем не бывало, и его можно потрогать. Вот этот самый сундук стоял в двух шагах от меня с загадочным видом и что-то такое обещал. А Бабтоня, увидев мою ошалелую физиономию, совершенно запросто стала его открывать, и я испугалась, что зря я что-то такое подумала. Но сундук не обманул, он взял да и прозвенел невидимым колокольчиком, и я даже задрожала от этого звука. И сильно-сильно зажмурилась, чтобы не ослепнуть от блеска несметных сокровищ. Сокровищ не было, были какие-то тряпочки что ли, и я растерянно посмотрела на Бабтоню — ну как она могла… Зря смотрела, потому что сундук оказался правильным, хотя поняла я это не сразу. И только дура вроде меня могла посчитать тряпочками все эти драгоценные лоскутки и кусочки невиданных тканей.
— У нас еще бабушка знатной портнихой была, и мама шить любила. А я уж так, мне до них далеко…, - Бабтоня задумчиво смотрела на свое богатство. — Ведь надо, за столько-то лет много чего потерялось, а сундук вот он, стоит, как стоял.
Да уж… Мне было совершенно не понятно как можно потерять такой сундук и чему, собственно, Бабтоня удивляется. И еще мне было непонятно, как кто-то мог решиться резать кружева и ткани на такие вот кусочки, и носить ТО, что из всего этого было сшито. Может быть, в роду Бабтони была какая-нибудь принцесса? Я посмотрела вопросительно на кудрявых дам и пухлых ангелочков, которые в большом количестве теснились на внутренней стороне крышки. Вся эта удивительная компания улыбалась мне чуть усталыми обветшавшими улыбками и не подавала никаких знаков. Тогда я внимательно посмотрела на Бабтоню, нет, на принцессу ничто не намекало, а жаль. Но как же все это мне понравилось: и ангелы, и дамы, и кружева, и все-все-все. И еще у меня появилось странное ощущение, что я тоже здесь всем понравилась. Вот чудеса. А Бабтоня чуть коснулась моих волос ладонью и сказала, что пора пить чай с пирогами. И мы пошли.
Скоро все обязанности Бабтони-домоправительницы постепенно стали переходить ко мне, и она потихоньку отдавала мне деньги, заплаченные ей "за труды" Полковником. Это у нас с ним началась такая игра: Полковник делал вид, что я законсервировалась в детском, а значит, несознательном возрасте и продолжал меня воспитывать по одному ему известной системе. А может, он безо всякой там игры считал меня идиоткой, совершенно не приспособленной к жизни, вернее, приспособленной, но только в отдельно взятой комнате. И не то чтобы Полковник был деспотом но, похоже, что он был твердо убежден — раз уж в его доме завелось такое существо как я, то единственное, что от него требуется — строгость и дрессировка. Правда, он называл это воспитанием.