— А потом? — спросил Джим с нездоровым любопытством: ведь он знал, что смотрит на человека, которому скоро суждено умереть. — А потом? — повторил он.
— Видел когда-нибудь покойника, который уже пролежал две недели? — спросил тот.
Джим покачал головой.
— Ну, а я видел. Он был похож на мясо, которое мы с тобой едим. Когда-то это был теленок, который бегал по траве. А теперь это просто мясо. Просто мясо, вот и все. Это то, во что и ты, и я, и все остальные превратятся — в мясо.
Мэтт проглотил весь кофе и снова наполнил чашку.
— Ты боишься умереть? — спросил он.
Джим покачал головой.
— Что толку? Я все равно не умру. Я исчезну и появлюсь снова.
— Чтобы воровать, лгать и хныкать в новой жизни и так на веки вечные?
— презрительно спросил Мэтт.
— Может, я исправлюсь, — предположил Джим. — Может, в другой жизни не будет нужды воровать?
Он вдруг замолчал и испуганно уставился в пространство.
— В чем дело? — окликнул его Мэтт.
— Ни в чем. Просто раздумывал о смерти, вот и все. — Джим с трудом приходил в себя.
Но он не мог отделаться от нахлынувшего на него чувства ужаса. Казалось, мимо него пронеслось что-то неуловимо мрачное, осенив его своей тенью. У него было дурное предчувствие. Надвигалось что-то зловещее. Несчастье висело в воздухе. Он пристально посмотрел через стол на партнера. Он чего-то не понимал. Не мог же он ошибиться и отравить самого себя. Нет, треснутая чашка у Мэтта, а яд он, безусловно, всыпал в треснутую чашку.
Он подумал, что все это — его больное воображение. Оно не раз играло с ним шутки. Глупец! Конечно, это — воображение. Конечно, что-то надвигается, но надвигается на Мэтта. Разве Мэтт не выпил полной чашки кофе?
Джим повеселел, доел мясо и, обмакивая хлеб, подобрал подливку.
— Когда я был мальчишкой, — начал было он, но вдруг замолчал.
Опять пролетело что-то мрачное, и все существо его содрогнулось в предчувствии неотвратимого несчастья. Он ощущал в себе действие какой-то разрушающей силы, казалось, все его мышцы сейчас сведет судорога. Вдруг он резко откинулся назад и так же резко наклонился вперед, опираясь о стол локтями. По всему его телу прошел легкий трепет. Это напоминало шуршание листвы перед порывом ветра. Он стиснул зубы. Вот опять это судорожное напряжение мышц. Его охватила паника, когда он понял, что мышцы больше ему не повинуются. Они снова судорожно напряглись, несмотря на все усилия его воли. Его собственная плоть восстала — началась анархия. Его словно сжали в судорожных объятиях: по спине пробежала дрожь, а на лбу выступила испарина. Ужас бессилия охватил его. Он обвел взглядом канату. Все вещи казались странно знакомыми, как будто он только что вернулся из далекого путешествия. Он посмотрел на своего приятеля. Мэтт наблюдал за ним и улыбался. На лице Джима появилось выражение ужаса.