— Вы, как всегда, самая обворожительная, — единым взглядом схватив ее прическу, малиновое бархатное платье, золото на шее и на запястьях, все ее величие, как видимое всем, так и знаемое лишь им одним. С артистизмом первого театрального любовника склонился к ее руке.
Валентина улыбнулась.
— Рада вас видеть, Виктор. Где вы сейчас? На какой сцене, в какой роли пожинаете лавры? Ваши друзья замечательно отзываются о вас.
— Придет время и мир услышит обо мне, — ответил он загадочно.
— Витя! Как приятно! — с подъемом подкатилась Екатерина Дмитриевна. — Что вы, как вы? А мы-то ждем-пождем, когда нас на премьеру пригласят! Не бойтесь, не задаром, мы сами билеты купим, мы богатенькие Буратино.
— Скоро приглашу, — открыто улыбнулся он. — Я сейчас труппу набираю, человек восемь-десять единомышленников. Как откроемся, милости просим.
Это блеснуло как молния, в один миг, и он чуть не упал от такой находки. Вот что надо делать! И вот что такое беседа. Самодвижущаяся коляска, самонаводящееся на открытие действо! Убийственно молчать целыми днями…
— Как интересно! — сказала Агнесса, подходя ближе. — И где он будет, твой театр?
— Поначалу в каком-нибудь подвале, по обыкновению. Но это будет сплав всех сценических жанров, даже архаики, все звонко, взрывно!
— Желаю тебе успеха.
— «Директор театра», — улыбнулась Лада, и тихонько напела моцартовскую тему.
— Благодарю, — Виктор прижал к груди руку. — Ты счастливо преобразилась, Лада, тебя не узнать. Прими мои поздравления.
Оглядываясь, он увидел свою прежнюю подружку. Подошел, чмокнул в щечку. Шурочка пристально посмотрела ему в глаза и отвернулась. Какое ее кошачье дело до его собачьей жизни!
— Господа! — негромко сказала Валентина. — Господа! Мы вновь за праздничным столом. Но пусть сегодня говорят мужчины! Нас хотел поздравить самый молчаливый человек в агентстве. Максим Петрович! Вам слово.
Легкий смех взлетел над столом. Максим Петрович с доброй застенчивой улыбкой на худом некрасивом лице, поднялся из тесного ряда сидящих за столом.
— Бесконечно мое восхищение нашими милыми сотрудницами. В России женщина — больше чем женщина, в России женщина — сама Россия.
Все захлопали, закричали и принялись было выпивать, но Максим Петрович продолжал стоять с тою же смущенной улыбкой.
— Разрешите мне прочитать мои скромные посвящения, навеянные окружающими меня красавицами.
Лучшая в мире реклама —
Женщины нашей страны.
О, благородная Дама!
Рыцари вновь влюблены.
И вновь возник
И будет сниться
Твой дивный лик.
На всю страницу!
— О-о, Максим Петрович! Талант! Спишите слова! — поднялся гвалт и уже не утихал.