— Все мы в одно лодке.
Тот словно покрылся серой пылью, встал и забегал по кабинету.
— Какие объемы они берут? Долларов на сто пятьдесят?
— Я же сказал, заказывают чуть не развороты, но, в среднем, не менее четверти газетной полосы за две с половиной тысячи долларов, четыре публикации подряд. Четырехкратное появление — закон для газеты, вы должны знать об этом.
Заготовка, заполненный бланк договора на такой объем уже лежал в его дипломате. На меньшее он не согласен, его унижают мелочи на двести долларов, с которыми носятся бабешки в агентстве!
Чиновник отрицательно потряс головой.
— Это невозможно! Десять тысяч! Таких денег мне не подпишут, — он придвинул к себе прайс-лист с расценками. — Мы закажем прямоугольнички величиной со спичечный коробок по двести долларов. Четыре раза, согласен.
Виктор молчал. Он сидел с каменным лицом и держал паузу. «Не пережать бы»- отслеживал одновременно. Серый человечек стал еще пыльнее. Не хотел бы Виктор оказаться на его месте! Но раз тот держится за свое кресло, пусть отвечает за связи с общественностью на полную катушку. Эмоции надо оставлять дома.
— Значит, договорились, — заискивающе улыбнулся тот. — Четыре раза по одной шестьдесятчетвертой части газетного листа. А что? Славная реклама, все видно.
— Управляющий вас не поймет, — нанес Виктор прямой удар. — Такой солидный банк и какой-то спичечный коробок…
— Полагаете? — потерялся тот, — что же делать?
И с перепугу, как храбрый заяц, соединился по телефону с секретарем. Из разговора Виктор понял, что управляющий — женщина.
Тот положил трубку.
— Пойдемте вместе, а? — бедняга стал просто жалок.
— Охотно. Она — красивая баба?
— Ух! Спросите что-нибудь полегче.
Они вышли в коридор, стали подниматься на третий этаж. Виктор отключился, прикрыл глаза… Через порог сановного кабинета он переступил стремительно и страстно, как Дон-Жуан и Наполеон в одном лице. Талант везде талант! Эту премьеру он играл за металл. Женщина слушала его молча, не прерывая, и словно пила отравленное вино его слов. Это была полноватая, прекрасно-ухоженная дама с умным, почти мужским лицом. Не давая опомниться, он подвинул ей заполненный договор. Ее перо нацелилось в уголок для подписи.
— А если я хочу скидку в одиннадцать процентов? — медленно проговорила она.
— Я дал десять.
— А мне нужно одиннадцать, — она защищалась от него вздорной прихотью.
И тогда он скупым движением извлек из кармана бумажник, вынул стодолларовую, заветную, последнюю свою, купюру и бросил на стол, словно козырного туза.
— Одиннадцатый процент! Подпись!