Как только они, перескакивая с камня на камень, преодолели эту речушку, Беркут оглянулся. Освещенные лунным сиянием склоны вершин представали перед ним, словно фантастическое видение. Все в их облике было неестественным, загадочным и недоступным.
— Интересно, днем они смотрятся отсюда так же угрюмо? — тихо спросил он идущего впереди Отшельника.
— Одичавшая земля. Никому и в голову не придет искать здесь путь к вершине. Даже самоубийце. А взойти, как видишь, можно, и путь этот, если учесть, что до Крестной тропы, по которой вы все поднялись на пустошь, нужно обходить по бездорожью почти девять километров, — не такой уж трудный.
— Жаль, что раньше я не знал, что собой представляет эта пустошь. Слышать слышал, но бывать в этих местах не приходилось.
— Еще насмотришься на нее. Ты везучий, на твой век хватит. И находишься по этим чертовым камням, и навоюешься.
— Когда вернемся — поговорим, есть о чем.
— Да, по-моему, обо всем уже поговорили. Я тебе дорогу показал? Показал. Ну и скажи спасибо. Еще немного проведу, вон до того холма, а дальше воюй, как знаешь. Только уже без меня.
Поднявшись на холм, бойцы несколько минут с одинаковым интересом всматривались и в околицу села, выдававшую себя очертаниями крыш в двух километрах отсюда, и в первые, розоватые блики рассвета, и в мрачную зубчатую стену Лазорковой пустоши, казавшейся неприступной и, конечно же, необитаемой.
— Радиста лучше всего усадить на склоне этой «звонарни», — посоветовал Отшельник, взойдя на холм последним. — Тогда немцы остановят машину сразу за ущельем и попрут по редколесью окружать партизан. Даже подкрепления не попросят. А засаду здесь можно организовать великолепную. Радисту тоже отходить удобно.
— Кажется, ты не хотел встревать в бой? — сказал Беркут. — Вот и останешься с ним.
— Не останусь. Буду ждать за ручьем. На тропе, между камнями. Кто вернется, того и проведу, — угрюмо, но довольно решительно ответил Отшельник. После чего положил у ног Беркута немецкий пулемет, потом снял с плеча автомат и, поигрывая им, словно игрушкой, начал спускаться с холма той же тропой, которой привел их сюда. Впрочем, метрах в тридцати от холма тропка сворачивала вправо, и дальше Задунаев уже сам должен был находить путь к вершине.
— Что значит — ты будешь ждать нас там? — взорвался Колодный. — Тебе же приказано! С тобой говорит капитан.
— Угомони его, Беркут, а то я и прибить его могу ненароком, — проворчал Отшельник, не оглядываясь. — А ты, радист, если заблудишься, ориентируйся вон на тот коричневый выступ на скале. Тропа начинается влево от него. Там и буду ждать тебя.