– Конечно, – с готовностью отвечал Жак, – времени у нас достаточно.
Жак сел за руль, а Мария на переднее место рядом.
– Водить вашу машину – одно удовольствие! – восторженно сказал Жак. – А я не заработал за всю жизнь даже на хорошую машину.
– У вас еще все впереди.
– Ну да, – усмехнулся Жак, – все впереди, только хвост позади, такая есть песенка!
– Не слышала.
Жак напел песенку, что-то вроде детской считалки.
– Хорошая, – усмехнулась Мария.
По пути на кладбище они проехали мимо особняка Николь, два окна в котором светились. Мария давно подарила этот дом Клодин, а окна светились, наверное, потому, что в доме жила прислуга. Без людей дом быстро мертвеет.
Кладбищенские ворота были приоткрыты.
– Здесь совсем недалеко от входа, – сказала Мария.
Жак вышел из машины, распахнул ворота и вернулся.
– Заезжать не надо, – сказала Мария, – только посветите мне на дорогу.
Жак включил дальнее освещение. Мощные потоки желтоватого света вырвали из тьмы ряды надгробий.
Когда Мария подошла к могиле, Жак вежливо переключил свет на ближний, чтобы не мешать ей побыть в одиночестве.
«Привет, Николь! Привет, Шарль!» – мысленно приветствовала супругов Мария и положила купленные на вокзале белые хризантемы на край надгробия Николь.
На кладбище, как всегда, было зябко и сыро. Где-то в его черной глубине, громко хлопая крыльями, умащивались на ночлег какие-то большие птицы, может быть, вороны, которые живут на белом свете триста лет.
Когда Мария вернулась к машине, Жак закрыл скрипучие кладбищенские ворота, и они поехали на вокзал.
– Я знаю, эта Николь дала по морде офицеру гестапо, – взволновано сказал Жак. – Это весь город помнит. Настоящая жена генерала! Настоящая француженка!
– Да, она оказалась настоящая, – печально подтвердила Мария, вспоминая о том, как славно они с Николь купались на лошадях в Тунисском заливе; как жила она девочкой в ее губернаторском дворце; как красиво расшивал седла серебром и золотом умелец-мавр. Как гордо сказал ей о себе этот старый мастер: «Я был лучший басонщик во всей Мавритании, а теперь на всем Ближнем Востоке». На всю жизнь запомнила Мария, что, оказывается, есть такая профессия – басонщик, человек, расшивающий седла золотыми и серебряными нитями. И этой профессией можно гордиться и посвятить ей всю свою жизнь.
Теперь Мария Александровна думала, что подлинных мастеров в каждой профессии одномоментно живет не больше, чем человек по пятьсот на всей земле, а бывает, что и того меньше.
Поезд уже ждал их у перрона. Жак поднес ее саквояж к литерному вагону, отличавшемуся от других только номером 9. Что ни говори, а французские буржуа научились не выпячивать свои богатства, не колоть в глаза роскошью, не унижать походя малоимущих. Старая буржуазия на то и старая, чтобы быть умной.