– Простите, чуть не забыла, – Мария полезла в сумочку, – вот моя визитка. Здесь точный адрес и телефон. Жду. – Она протянула руку таксисту Жаку.
– Мадам Мари, вы что, не возьмете с меня расписки?
– Какой расписки?
– Насчет вашего авто.
– Жак, вы шутите? Мы с вами дали друг другу расписки еще в те времена, когда рисковали своими шкурами, когда вывозили из Франции солдат-мальчишек на яхте «Николь». Вы что, не помните?
– Помню, – глухо сказал Жак, – но сейчас времена другие.
– Для нормальных людей нет. Я так полагаю.
– Я вас никогда не забуду.
– Тогда вперед! – Мария пожала теплую сухую кисть Жака и ловко поднялась в тамбур. Она доверяла людям, ладони которых не потели. И. пожимая руку таксиста, как бы еще раз удостоверилась, что поступает правильно.
Это был wagon-lit – спальный вагон класса люкс. Мария сразу отметила, как хорошо здесь пахло – и чабрецом, и душицей, и лавандой. У того, кто комбинировал этот запах, было весьма тонкое обоняние. Встретил Марию еще в тамбуре, сразу взял у нее саквояж и проводил до купе рослый импозантный мужчина в светло-серой форме железнодорожника. Он был такой представительный и такой торжественный, что его вполне можно было принять за генерала или адмирала.
– Прошу вас, мадам, – правой рукой с саквояжем открывая пошире дверь в купе, а левой тут же подкрутив свои роскошные черные усы, с пафосом произнес он. – Позвольте представиться: бригадир поезда Луи Анри Филипп. К вашим услугам, мадам. Вам показать кнопки вызова?
– Спасибо. Я в курсе ваших кнопок.
– Очень приятно, мадам. Через четверть часа я пришлю проводницу.
В памяти Марии промелькнул давний рассказ покойного мужа о сиротском детстве в пансионе, и она подумала, что бригадир Луи похож на дядюшку Антуана – жуира, что расчесывал свои роскошные усы специальной деревянной расчесочкой, а его круглый животик туго обтягивала жилетка. Она вспомнила не только слова, но и интонации чуть хрипловатого голоса Антуана: «Эх, до чего хотелось мне хлопнуть дядюшку по круглому, как мяч, животику! Поэтому я и выслушивал его поучения, сцепив за спиной руки, словно узник».
Мария едва расположилась, как поезд тронулся. Поплыли мимо огни вокзала, чугунные столбы с фонарями электроосвещения на малолюдном перроне. Один такой чугунный столб когда-то навечно закрыл Антуана, уезжавшего на войну, в Париж. За убежавшим назад перроном потянулись железнодорожные пакгаузы, потом и они растворились во тьме. Мария задернула плотную шторку на окне. Что ж, завтра утром она будет в Париже… без Павла. Он слишком неожиданно ворвался в ее жизнь, как дар Божий, – иначе она и не расценивала его внезапное появление. Порадовалась – пора и честь знать. Господи! Если бы… Она подумала о маленьком поэте из Труа, авторе, наверно, хороших стихов и… одиннадцати детей! Если бы всемогущий Бог дал ей хоть одного! Нет, лучше об этом не думать…