– Но ведь это возможно, разве нет? Дама не показалась мне воплощением деликатности и скромности.
Глэдис вскочила с табуретки.
– Я же все собственными глазами видела! Боже ты мой, мало мне предательства Кевина! Я-то воображала, что люблю его, и чуть с ума не сошла от горя… Но быть обманутой Мартином, собственным мужем, единственным человеком, которого я действительно любила и люблю, это… это… – Голос ее прервался. – Боже мой, я люблю его, люблю! И никогда не перестану любить! – Глэдис взглянула на подруг, и губы ее задрожали. – Уходите, – жалобно попросила она. – Уходите и оставьте меня в покое…
Но они остались – до тех, пор пока Глэдис не успокоилась, не разделась и не заснула.
Чем еще они могли помочь этому истерзанному сердцу?
Что мне остается? – думал Мартин, занося кувалду.
Ничего. Ничего – только бить по проклятому камню и доводить себя до полного изнеможения с рассвета до заката в надежде, что ночью он уснет как убитый и во сне не увидит Глэдис.
Отличная была задумка, только, к сожалению, не срабатывала.
Вот уже два месяца Мартин не видел жену, не слышал ее голоса, однако она незримо присутствовала рядом все двадцать четыре часа в сутки. По ночам приходилось хуже всего. Один в темноте, в постели, где некогда их было двое, он часами ворочался с боку на бок, прежде чем погрузиться в тревожный, лихорадочный сон.
Фагерст подумывал о том, чтобы возвратиться в Лос-Анджелес, но как можно спокойно работать в городе, где живет Глэдис? Так что глава «Фагерст импайр» остался на Стервике, изнурял себя непосильным физическим трудом и руководил корпорацией по телефону. Рассчитывая, что со временем боль притупится. Не тут-то было. Боль только усиливалась…
Хильда и Якоб с ума сходили от тревоги.
Мартин закусил губу и размахнулся кувалдой. Если старик желает ему добра, пусть держит рот на замке. Тоже помощник выискался!
Возвратившись в Швецию, Мартин тотчас же призвал Якоба к ответу.
– Это ты разрешил моей жене покинуть остров и последовать за мной в Лос-Анджелес?
– Да, я.
– Ну и кто тебе позволил подобное самоуправство, а, старик?
– Я сам себе позволил, – спокойно ответил Якоб. – Она не пленница, и остров не тюрьма.
На щеке Мартина дернулся мускул.
– Не тюрьма, – согласился он.
– Она уверяла, что должна сообщить тебе нечто важное, – поведал Якоб, не сводя глаз с Мартина. – Она нашла тебя и сказала все, что хотела?..
– Еще бы, – отозвался тот, предостерегающим жестом заставляя старика умолкнуть на полуслове. – И обсуждать тут нечего. Прошу больше не упоминать об этой женщине…
Мартин изо всех сил размахнулся кувалдой, но промазал: железо только скользнуло по камню. Что-то в глаз попало – пот, должно быть, что же еще?