Но знаете, эта свистушка тоже сейчас уставилась на меня. И прямо как-то вызывающе, даже насмешливо уставилась. Эх-ма, где-то там мои розги?..
Нет, терять реноме солидного и респектабельного гостя было никак нельзя. И я ужасно деловым тоном поинтересовался:
— Слушай-ка, милая, а куда ж это твой жених-то, гм-гм, подевался?
Девушка равнодушно пожала плечами:
— Кто его знает! — А потом махнула рукой: — Да и не жених он мне вовсе, а так…
— Что значит — так?! — вроде бы поразился с высоты своих преклонных лет я.
Она опять дёрнула плечом:
— То и значит! Да и вообще, ну его. Сбежал и сбежал, больно нужен мне такой…
— Какой — такой? — снова перебил я.
— А такой! — Вика сморщила нос и очень выразительно покрутила у виска маленьким пальчиком. — С приветом он, Генка, был — вот какой!
Я насторожился:
— А ну-ка притормози! Что значит "был"? Почему это, дорогуша, — "был"?
Но либо она и сама была немного "с приветом", либо в ней, ей-ей, пропадала классная актриса: днем-то встретила меня совсем в другом "образе" — хмурая, молчаливая, себе на уме девица, — а сейчас нате пожалуйста: стоит, хлебальник разинула. Ой, Вика-Вика…
— Ну, раз Генка смылся, значит — "был"? — рассудительно объясняла меж тем она, хмуря от такой моей непонятливости тонкие брови. — А вернется — "будет" опять. Но пока его нет — ясное дело, что "был". — И чуть ли не с сожалением посмотрела на меня: мол, пенёк ты пенёк.
И вдруг медленно отворилась дверь и на пороге показалась Маргарита.
Я невольно вскочил, потому что сейчас она была просто на себя не похожа. Маргарита глядела куда-то вперед словно незрячими, мертвыми глазами, а ее и без того не шибко румяное лицо снова, как и днем, казалось белым, точно полотно.
— Послушайте!.. — Я прыгнул к ней, боясь, что она еще раз предпримет попытку упасть, как тогда, возле комнаты с телом Сергея. — Успокойтесь! Пожалуйста, успокойтесь! Кто? Кто это звонил, Рита?
Но Маргарита бессильно опустила голову, грива длинных золотистых волос совершенно скрыла от меня красивое бледное лицо. Слова ее я еле расслышал.
— Не знаю… Он угрожал мне…
Я клацнул зубами.
— Да кто — он?!
Маргарита всплеснула руками:
— Он… голос! Какой-то необычный, странный, глухой…
(Ну, это ясно как дважды два — голос изменили.)
— А что? Рита, что он сказал?
Плечи ее мелко дрожали, и я решил, что, наверное, не лишним будет их слегка приобнять: из гуманизма, для пользы дела, ну и вообще. И приобнял.
— Вспоминайте, Рита, вспоминайте!
Она затрясла головой:
— Да ничего такого особенного он не сказал! Он только грубо выругался и прошипел: "Ну что, скоро и тебе конец!" (Вот так "ничего особенного"!) — И Маргарита горько разрыдалась у меня на груди, а я, честное слово, растерялся, вторично за один день заключив в дружеские объятия многолетнюю "женщину моей мечты". Но все же первым взял себя в руки.