— Спокойно, Рита, спокойно! Вы уверены, что ничего не перепутали?
Она сердито уставилась на меня мокрыми от слез глазами:
— Оглохли от перевозбуждения? Давайте отодвинусь и повторю еще раз.
Я смутился:
— Да нет, вовсе я и не оглох. Но… кроме, кроме этого ничего не было сказано?
— Ничего, — проворчала она и вдруг запнулась: — Нет, постойте! Он… он еще сказал: "Смотри, помни про собак!"
— Собак?! — удивился я. — Каких собак?
И вот тогда подавляемое, видимо, лишь огромным усилием воли напряжение ее вырвалось наконец наружу.
— Да пошли вы к чёрту! — зарычала она. — Откуда я знаю — каких?! Оставьте меня в покое!..
Похоже, у Маргариты вот-вот должна была начаться самая настоящая, классическая истерика, и, разумеется, оставлять ее в покое я не собирался. Я сгреб ее в охапку и уложил на диван. Она продолжала что-то выкрикивать, всхлипывать — в общем, нести всякую чушь. Но прибежала Вика с водой, салфетками и нашатырем, и объединенными усилиями нам удалось в конце концов привести Маргариту в чувство. Когда взгляд бедняжки стал осмысленным и слезы перестали ручьем бежать из прекрасных глаз, я мягко взял ее за руку и проникновенно сказал:
— Поверьте, Рита, все будет хорошо. Никто не посмеет до вас и пальцем дотронуться, пока я жив, а жить я собираюсь долго. Давайте закончим на сегодня эти неприятные разговоры, скажите только, где мне устроиться на ночь. А все остальное — завтра. Вы меня поняли?
На бледных губах показалось слабое подобие улыбки.
— Я поняла, — почти беззвучно прошептала Маргарита. — Я все поняла…
— Так где мне лечь? — деликатно повторил я.
Маргарита посмотрела на Вику:
— Подготовь, пожалуйста, комнату рядом с моей.
Гм, вот даже как? — невольно поднял я бровь, но, впрочем, тотчас же опустил: с позиции и тактики и стратегии это решение было верным. Правда, имелось тут, на мой взгляд, и еще более верное, однако из соображений морали и этики умолкаю: вечная дилемма — "жизнь или честь", и далеко не всегда в этом нравственном противостоянии побеждает более разумное с моей точки зрения из этих двух начал. А иначе люди на земле жили бы, право слово, дольше. Но, одновременно, — и подлее.
И вот, готовый уже высоконравственным маршем проследовать за Викой к предназначенной мне на эту ночь судьбой спальне, я неожиданно громко обозвал себя дураком и:
— Слушайте, — обалдело пробормотал я. — Но что же в таком случае делал прошлой ночью ваш верный четвероногий друг? Спал? Или, может, бегал на свидание?
Девушка покачала головой:
— Жак не наша собака. Это я утром, когда уже все случилось, выпросила его на пару дней у знакомых, чтоб не так страшно было, понятно?