«Ради всего святого! – Все его существо превратилось в немую мольбу, хотя он не ведал, к кому именно она обращена. – Ведь это же знатная дама!»
Он сделал два шага по направлению к одному из окон, поднял голову, и ослепительные лучи солнца разогнали вздорные мысли.
Адела де Отеро сменила свое муслиновое платье на амазонку коричневого цвета без единого украшения; юбка была легкая и достаточно короткая, чтобы не сковывать движений, но при этом достаточно длинная, чтобы скрыть ноги, оставляя неприкрытыми обтянутые белыми чулками лодыжки лишь на несколько дюймов. На ней были спортивные тапочки на плоской подошве, придававшие ее движениям грацию балерины; белая блузка с застежкой на спине и круглым вырезом без воротника; блузка была довольно тесная и подчеркивала форму груди, взглянув на которую старый учитель фехтования почувствовал смущение и неловкость. При ходьбе ее мягкие плоские туфли придавали ей изящество великолепного животного и одновременно подчеркивали в ней что-то мужское – дон Хайме давно заметил это необычное сочетание в ее четких, легких и гибких движениях.
Без каблуков, подумал он, эта женщина похожа на кошку.
Фиалковые глаза искоса поглядывали на него, внимательно следя за произведенным эффектом. Дон Хайме старался казаться невозмутимым.
– Какие рапиры вы предпочитаете? – спросил он, полуприкрыв веки; солнечное сияние, в котором купалось ее чувственное тело, ослепило его. – Французские, испанские или итальянские?
– Французские. Мне нравится, когда мои пальцы свободны.
Маэстро удовлетворенно кивнул. Он тоже любил рапиры французского типа, без гарды, с изящной тонкой ручкой. Он подошел к висящим на стене рапирам и задумчиво осмотрел их. Быстро прикинув ее рост и длину руки, он выбрал подходящую рапиру – великолепное оружие толедской работы, гибкое и тонкое как тростинка. Адела де Отеро взяла рапиру, глядя на нее с восхищением; неторопливо обхватила правой кистью рукоятку, взвесила и, повернувшись к маэстро спиной, уткнула наконечник в стену, заставив рапиру максимально согнуться. Завороженная ее великолепием, она восхищенно взглянула на дона Хайме; ее пальцы с нежностью поглаживали гладкий металл: так мог вести себя только знаток, способный по достоинству оценить качество оружия столь высокого класса.
Дон Хайме протянул ей стеганый нагрудник и помог надеть его; зацепляя крючки, он невольно коснулся кончиками пальцев тонкого шелка блузки. Чуть слышный аромат розовой воды опьянил его. Он старательно застегнул нагрудник, смущенный близостью изящно склонившейся вперед прекрасной шеи; матовая кожа нежно светилась из-под густых волос, собранных перламутровой заколкой. Застегнув последний крючок, маэстро с неудовольствием обнаружил, что его пальцы дрожат, чтобы скрыть охватившее его волнение, он поспешно принялся расстегивать свою куртку и завел банальный разговор о том, как важен нагрудник в учебных поединках. Адела де Отеро тем временем надевала кожаные перчатки; она бросила быстрый взгляд на дона Хайме, недоуменно слушая его неожиданно страстную речь.