-- Не надо! Умоляю, не надо! Вы убьете меня!
Но упорный член все влезал в нее, теперь он толкал впереди себя ее сжавшуюся
матку, бил и расплющивал ее, пока не поместился в агонизирующем колодце всей
своей поистине фантастической длиной.
Эвелин корчилась и извивалась от невыносимой боли. Всаженная в нее оглобля
разрывала внутренности, ей казалось, что инородный орган может дойти даже до
сердца...
Жесткие, словно проволока, волосы его живота царапали оголенный лобок
Эвелин, а белая борода, напротив, ласково пробегала по грудям, как будто
извиняясь за муки, причиняемые непослушным и обезумевшим фаллосом.
Чтобы хоть как-то защититься от подобного удаву члена, Эвелин пыталась сжать
ноги, потом согнуть... Но он безжалостно молотил по ее внутренностям... Силы
покидали Эвелин, тело стало скользким от пота... Перед глазами пошли темные
круги, вся комната куда-то поплыла и начала медленно вращаться, как будто
Эвелин вдруг оказалась на карусели... Потом она провалилась в сплошной мрак...
Сколько времени длился обморок, Эвелин не знала. Сознание вернулось, но было
каким-то туманным и пасмурным. Она очнулась от непрекращающихся внутри нее
толчков -- тотчас вернулась боль от раздираемой плоти... Открыв глаза, Эвелин
с ужасом увидела, что аксакал все еще на ней! Его узкое лицо стало еще более
прозрачным, горбатый нос заострился и стал похож на клюв хищной птицы. Он,
похоже, находился в трансе, но его тело продолжало раскачиваться и
сотрясаться, будто в дикой пляске, исполняемой безумным шаманом.
Погруженный в нее член по прежнему колотился внутри ее, причиняя
невыносимые мучения. Еще ночь или уже утро? Лампа продолжала гореть, ее
пламя отбрасывало на стену мерно двигающуюся тень. Эвелин казалось, что
прошло уже много часов... На все это время ее как будто перенесли в иной
мир, где все сотрясается, все содрогается... Она снова попробовала
бороться, но для этого не было сил... Постаралась закричать, но звуки не
шли из горла... Боль подчинила себе волю...
И когда она опять провалилась в темноту, то успела подумать, что это хорошо,
так как боли она ощущать не будет...
Так повторялось несколько раз в течении той кошмарной ночи. Эвелин теряла
сознание, а когда оно возвращалось, то вновь и вновь она ощущала на себе
тяжесть высохшего тела, а внутри -- биение застрявшего, казалось навсегда
окаменевшего органа. И целую вечность костлявые ноги разжимали ей бедра,
пока, наконец, не оставили ее -- полуживую от всего вынесенного...
* * *
Эвелин не могла бы сказать, сколько суток она провела в этой комнате. Сквозь
затуманенное сознание она понимала, что заболела. Пережитые за последние