— Это наш. Мы можем заходить в сокровищницу в любое время.
— Надо полагать, раз мы ее оплатили, — жестко ответила та.
Монахи и монахини вошли в небольшое квадратное помещение, в котором стоял стол с кучей пергаментных свитков, несколько стульев и огромный, обитый железом сундук.
— Сундук слишком велик, его нельзя пронести через дверь, — пояснила Бет.
— А как же его внесли? — спросила Керис.
— По частям, — ответил Годвин. — А сбил плотник уже здесь.
Смотрительница госпиталя холодно взглянула на аббата. Этот человек пытался ее убить. С того самого суда она смотрела на него с отвращением и по возможности избегала разговоров, но теперь категорично отрезала:
— Сестрам нужен ключ от сундука.
— Не обязательно, — быстро ответил настоятель. — Там драгоценная соборная утварь — она в ведении ризничего, а это всегда монах.
— Покажи, — потребовала Керис.
Она видела, что, оскорбленный ее тоном, Годвин хотел отказать, но, все-таки желая произвести впечатление открытости и невинности, уступил. Из кошелька на поясе аббат вынул ключ и отпер сундук. Помимо соборной утвари, в нем лежали десятки свитков — хартий монастыря. Подозрения Керис подтвердились.
— Значит, не одна утварь.
— И документы.
— Включая хартии женского монастыря.
— Да.
— В таком случае нам необходим ключ.
— Я как раз собирался снять копии со всех хартий и хранить их в библиотеке. При необходимости можно будет справиться по библиотечной копии, и, таким образом, бесценные подлинники окажутся в полной безопасности.
Бет, ненавидевшая ссоры, опасливо вставила:
— Звучит разумно, сестра Керис.
Та ворчливо ответила:
— Ладно, если сестры получат доступ к своим документам в какой-либо форме. — Хартии в конечном счете второстепенны. Она обращалась не столько к Годвину, сколько к Бет. — Важнее, где мы будем хранить деньги.
Бет с готовностью ответила:
— В тайниках под полом. Их четыре — два для братьев и два для сестер. Если присмотреться, видны незакрепленные камни.
Врачевательница осмотрела пол:
— Да, я бы не заметила, но теперь вижу. Они запираются?
— В принципе да, — ответил Годвин. — Но тогда их сразу будет видно, и это уже не тайник.
— Но так братья и сестры имеют доступ к деньгам друг друга.
Помощник аббата недовольно спросил:
— А что ты, собственно, здесь делаешь? Ты не имеешь отношения к сокровищнице.
Филемона Керис просто терпеть не могла. Он ей казался не вполне человеком, не различал добро и зло, не имел никаких принципов, никакой совести. Годвина монахиня презирала как порочного человека, прекрасно знавшего, когда он поступает плохо, а его помощника воспринимала скорее как опасное животное — бешеного пса или дикого вепря.