— Замечательно! Пожалуйста, передайте ему мои поздравления. И кто его жена? — Керис попыталась улыбнуться.
Буонавентура сделал вид, что не заметил болезненной реакции, и небрежно, будто поддерживая пустую беседу, ответил:
— Ее зовут Сильвия. Младшая дочь одного из самых знатных горожан, Алессандро Кристи, торговца восточными пряностями; у него несколько собственных судов.
— И сколько лет?..
Кароли усмехнулся:
— Алессандро? Примерно мой ровесник…
— Не дразните меня! — Керис была благодарна Буонавентуре. Его непринужденная манера облегчала разговор. — Сколько лет Сильвии?
— Двадцать три.
— На шесть лет моложе меня.
— Красивая женщина…
Сестра почувствовала невысказанное «но».
— Но?..
Буонавентура, словно извиняясь, склонил голову.
— Известная острословка. Конечно, всякое могут болтать… Но наверно, младшая дочь Кристи именно поэтому так долго и не выходила замуж. Обычно во Флоренции девушки идут под венец не позже восемнадцати.
— Не сомневаюсь, что так и есть, — кивнула Керис. — В Кингсбридже Мерфину нравились только я и Элизабет Клерк, а мы язвы.
Буонавентура рассмеялся:
— Ну что ты…
— Когда они поженились?
— Два года назад. Вскоре после того, как мы с тобой виделись в последний раз.
Монахиня поняла, что возлюбленный не женился до тех пор, пока она не приняла постриг. Должно быть, узнал от Буонавентуры, что этот последний шаг сделан. Представила себе, как он ждал, надеялся, в чужой стране, больше четырех лет, и ее выдержка дала трещину. Буонавентура добавил:
— У них есть ребенок, маленькая девочка по имени Лолла.
Это уже слишком. Вся боль, которую Керис испытала семь лет назад — боль, которая, как она считала, ушла навсегда, — вернулась в одно мгновение. Молодая женщина поняла, что потеряла возлюбленного в 1339 году. Он много лет хранил ей верность. Но теперь Мерфин потерян окончательно, навсегда. Госпитальную сестру трясло как в лихорадке, она понимала, что долго не выдержит. С дрожью в голосе отговорилась заботами:
— Так приятно повидать вас, узнать новости, но мне нужно работать.
Буонавентура посерьезнел.
— Надеюсь, я не слишком тебя расстроил. Мне казалось, ты должна знать.
— Не жалейте меня, я не вынесу.
Монахиня повернулась, торопливо прошла из госпиталя в аркаду, наклонив голову и пряча лицо, поднялась по лестнице в дормиторий. Днем там никого не могло быть, а ей нужно остаться одной. В пустой спальне она заплакала. В дальнем конце находилась комната матери Сесилии. Без разрешения туда никому заходить не дозволялось, но Керис вошла, хлопнула за собой дверью, рухнула на кровать Сесилии, не обратив внимания, что упал чепец, зарылась лицом в матрац и зарыдала.