С другой стороны, нельзя же здесь жить вечно. А Лолла очень расстроится, лишившись Бесси. За короткую жизнь малютке пришлось расстаться уже слишком со многими. Ей нужна стабильность. Может, лучше выехать поскорее, пока она еще не чересчур привязалась к толстушке?
После ужина Пол отправился спать, а Бесси налила Мерфину еще эля, и они уселись у огня.
— Сколько человек умерло во Флоренции?
— Тысячи. А может, десятки тысяч. Невозможно подсчитать.
— Интересно, кто следующий в Кингсбридже.
— Я думаю об этом все время.
— Может, и я.
— Очень этого боюсь.
— Хотелось бы полюбить кого-нибудь, прежде чем помру.
Фитцджеральд улыбнулся, но ничего не ответил.
— Я никого не знала с тех пор, как умер мой Ричард, а это больше года.
— Ты скучаешь по нему.
— А ты? Когда у тебя последний раз была женщина?
Мастер не приближался ни к кому после смерти Сильвии. Теперь же с грустью осознавал, что не был по-настоящему благодарен ей за любовь.
— Примерно то же самое.
— Жена?
Он кивнул:
— Да упокоится душа ее в мире.
— Долгонько.
— Да.
— Но ты не пойдешь с кем угодно. Тебе нужно любить.
— Скорее всего ты права.
— И я такая же. Это замечательно, лучше всего на свете, но только если действительно любишь. У меня был всего один мужчина, мой муж. Я никогда на сторону не бегала.
Мерфин с интересом подумал, правда ли это. Как знать? Бесси казалась искренней, но так говорят все женщины.
— А ты? — спросила она. — Сколько у тебя было женщин?
— Три.
— Жена, до нее Керис и… кто еще? А, помню, Гризельда.
— Не скажу.
— Не волнуйся, и так все всё знают.
Мастер печально улыбнулся. Конечно, все всё знали. Может, не знали точно, догадывались, но, как правило, оказывались правы.
— Сколько сейчас маленькому Мерфину Гризельды? Семь? Восемь?
— Десять.
— У меня потолстели колени. — Бесси приподняла юбку и показала ему колени. — Мне никогда они не нравились, а Ричарду нравились.
Мерфин взглянул. Колени пухлые, с ямочками. Белые бедра.
— Он их всегда целовал. Хороший был человек. — Белл поправила платье, как бы опуская его, но на самом деле на секунду приподняла. — Он любил меня целовать, особенно после купания. Я привыкла, мне нравилось. Мужчина может делать с женщиной, которая его любит, все, что угодно, правда?
Это уже слишком. Фитцджеральд встал:
— Может, ты и права, но такие разговоры до добра не доводят, так что пойду-ка я спать.
Хозяйка грустно улыбнулась:
— Спи сладко. А если тебе станет одиноко, я здесь, у огня.
— Я запомню.
Мать Сесилию положили не на матрац, а на кровать, прямо перед алтарем. Монахини пели и молились возле нее день и ночь напролет, по очереди. Настоятельнице регулярно протирали лицо прохладной розовой водой, у кровати всегда стояла кружка с прозрачной водой из фонтана, но это ничего не меняло. Она угасала так же быстро, как и остальные, носом шла кровь, открылось женское кровотечение, дышать становилось все труднее, пришла неутолимая жажда.