— Нет! — крикнула Бетти Бакстер.
Все засмеялись. Керис решила не вмешиваться. Это не обязательно. Целительница с любопытством подумала, одернет ли Элфрика епископ. Тот молчал, очевидно, тоже понимая, что Строитель ведет заведомо проигрышное сражение. Олдермен заговорил громче:
— А я утверждаю, что нельзя соглашаться на назначение аббатисы, даже временное. Еще не хватало, чтобы она являлась на собрания гильдии и раздавала направо-налево приказы!
Люди заворчали. Трое встали и в знак протеста двинулись к выходу. Раздался голос:
— Перестань, Элфрик.
Но тот уперся:
— Кроме всего прочего, речь идет о женщине, обвиненной в колдовстве и приговоренной к смерти!
Теперь встали все. Кто-то подошел к двери.
— Вернитесь! — крикнул олдермен. — Я еще не закрыл собрание!
Никто не обратил на него внимания. Керис тоже двинулась к выходу. Пропустив вперед епископа и архидьякона, она, последней выходя из зала, обернулась на Элфрика. Тот сидел на председательском месте, возле него никого не осталось. Монахиня переступила порог.
Прошло двенадцать лет с тех пор, как Годвин и Филемон ездили в обитель Святого Иоанна-в-Лесу. Аббат помнил, какое впечатление на него произвели ухоженные поля, исправные заборы, чистые сточные канавы и аккуратные яблоневые аллеи. И сегодня здесь ничего не изменилось. Не изменился, очевидно, и Савл Белая Голова.
Братия пересекла замерзшие поля, возделываемые в шахматном порядке. Когда монахи приблизились к монастырским строениям, настоятель все-таки отметил изменения. Двенадцать лет назад маленькую каменную церковь с крытой аркадой и дормиторием окружали небольшие деревянные строения: кухня, конюшня, коровник, пекарня. Теперь эти непрочные постройки исчезли и к церкви добавился гармонирующий с ней каменный ансамбль.
— Здесь надежнее, чем было раньше, — заметил Годвин.
— Это, наверно, из-за грабежей, которые учиняют солдаты, возвращающиеся с французской войны, — предположил Филемон.
Аббат нахмурился:
— Я не помню, чтобы они просили моего разрешения на перестройку.
— Не просили.
— Хм-м.
Но увы, он не в том положении, чтобы устраивать выволочки. Савл, конечно, не поставил монастырское руководство в известность о запланированной перестройке, но Годвин сам пренебрег своим долгом. Кроме того, его устраивало, что обитель надежно защищена.
Двухдневное путешествие несколько успокоило аббата. Смерть матери полностью выбила его из колеи. Все время в Кингсбридже он только и думал о смерти. Как у него еще хватило сил провести заседание капитула и организовать бегство? Несмотря на все красноречие, кое-кто из монахов не хотел уходить. Но они давали обет послушания, и сознание долга возобладало. И все-таки настоятель не чувствовал уверенности до тех пор, пока братия с горящими факелами не пересекла двойной мост и не исчезла в ночи. Однако аббату было очень тяжело. Он все время, по всем вопросам хотел просить совета у Петрониллы, затем вспоминал, что уже никогда не сможет этого сделать, и ужас комком желчи вставал в горле.