— И сделаете епископом Канона Клода?
— Да.
— Спасибо. Нам придется немного углубиться в лес.
Они пошли по главной улице, через мост, их дыхание клубами поднималось в воздух. В лесу зимнее солнце почти не грело. На этот раз Мостник нашел дорогу намного быстрее и сразу узнал источник, большую скалу, болотистую долину. Скоро открылась поляна с мощным дубом, и олдермен подвел законника прямо к тому месту, где закопал свиток.
Здесь кто-то побывал. Мерфин тщательно разровнял землю и набросал листьев, но тайник все же нашли. Около пустой ямы в фут глубиной высилась кучка недавно выкопанной земли. Зодчий в ужасе уставился на нее:
— Вот черт.
— Надеюсь, это не часть шарады… — произнес Грегори.
— Дайте подумать, — перебил его Фитцджеральд.
Грегори замолчал. Мерфин принялся рассуждать вслух:
— Об этом знали только два человека. Я не говорил никому, значит, сказал Томас. Он перед смертью повредился рассудком. Думаю, просто не осознавал, что говорит.
— Но кому он мог сказать?
— Последние месяцы Лэнгли провел в обители Святого Иоанна-в-Лесу, куда монахи никого не пускали. Значит, монаху.
— И сколько их?
— Около двадцати. Но мало кто способен понять важность стариковского лепета о каком-то спрятанном письме.
— Это все прекрасно, и где же оно сейчас?
— Мне кажется, я знаю. Дайте мне еще один шанс.
— Хорошо.
Они двинулись обратно в город и пересекли мост. Солнце заходило за остров Прокаженных. Мерфин и Грегори вошли в сумрачный собор, из-под юго-западной башни поднялись по узкой винтовой лестнице в маленькую комнатку, где хранились костюмы для мистерий.
Архитектор не был здесь двенадцать лет, но пыльные кладовки редко меняются, особенно в соборах, и эта не являлась исключением. Нащупав в стене камень, он вынул его. Все сокровища Филемона лежали на месте, включая выгравированное на дереве любовное послание. Только к ним добавился мешочек из промасленного сукна. Мерфин развязал его и вынул свиток тонкого пергамента.
— Я так и думал, — сказал он. — Прохвост выудил тайну из Томаса, когда тот потерял рассудок.
Никаких сомнений: настоятель хранил письмо на случай, если вопрос о назначении епископа решится не в его пользу, но теперь оно в руках у Мерфина. Олдермен передал свиток Грегори, и тот развернул его. Лонгфелло водил глазами по строчкам, и лицо его медленно покрывала смертельная бледность.
— Боже милостивый. Так слухи оказались правдой.
Скручивая свиток, лондонец имел вид человека, который нашел то, что искал много лет.
— Это то, что вы ожидали? — спросил Мостник.
— О да.
— И король будет признателен?