— Конечно, — ответил Матье. — Полностью согласен. — Он открыл дверь, и мужчины снова пожали друг другу руки. — Я желаю вам всего доброго, мистер Робинсон, — сказал он. — Правда. Но помните, мнение общества о вас — ничто по сравнению с вашим чувством собственного достоинства. Когда доберетесь до Канады, настоятельно советую вам оставаться самими собой. И в этом качестве наслаждаться жизнью. А иначе какой смысл жить вообще?
— Уверяю вас, Матье, — возразил мистер Робинсон, широко улыбнувшись, — именно это мы и собираемся сделать. Наша жизнь только начинается. Впереди у нас — чудесная пора.
Этель Ле-Нев переступила через бухту размотанного каната, обошла спасательную шлюпку и оказалась в том укромном местечке, которое нашла несколько дней назад: теперь она мысленно считала себя не самой собой и даже не Эдмундом, а доктором Джеймсом Миддлтоном — человеком, которым представилась в самом начале, покупая яд. Нервно оглядевшись, она убедилась, что никто не следит: с этого места не видно было ни единого пассажира, и за ней тоже не могли наблюдать.
Она вытянула перед собой коробку для шляпы и осторожно ее встряхнула. Голова Коры Криппен, аккуратно завернутая в несколько слоев газет, лишь слегка качнулась внутри. Когда Этель держала коробку над водой, ее руки чуть-чуть дрожали. В последнюю минуту она решила не разрубать голову и не закапывать ее вместе с другими отвратительными останками: она считала, что если труп Коры когда-нибудь обнаружат, то из-за отсутствия головы не смогут с полной уверенностью установить личность. Разумеется, в Лондоне голову негде было спрятать, и Этель также опасалась, что волны Темзы выбросят ее на берег: поэтому девушка взяла ее с собой в Антверпен. Она решила, что лучше всего похоронить голову в море — в темных водах Атлантического океана, где она опустится на дно и больше никогда не всплывет на поверхность.
Этель резко разжала руки и с приглушенным вскриком выронила коробку, затаив дыхание, когда та ударилась о волны внизу, минуту поплавала, качаясь на них, а затем погрузилась под воду и скрылась из виду.
— Господи, прости, — прошептала Этель, отведя взгляд от океана под ногами и устремив его к небу, словно обращалась ко всевышнему. — Ради любви мы порой совершаем самые непростительные поступки.
Инспектор Уолтер Дью стоял на носу «Лорентика» и изумленно смотрел на происходящее впереди. У него отвисла челюсть, и он недоверчиво покачал головой: сердце застучало в груди чаще, когда он спросил себя: что же я затеял? Вдалеке, в порту Квебека, виднелись толпы народа: люди громко ликовали, и хор их голосов долетал до инспектора, несмотря на расстояние. Повсюду, насколько хватало глаз, собрались тысячи людей, и их яркие одежды казались пестрой радугой, вставшей над гаванью.