У комнаты, где стояло зловещее пианино, Максим остановился, собираясь с духом.
— Главное настройся, как я говорил, — напутствовал Михалыч. — Освободись от посторонних мыслей, открой душу великому, внимай совершенству, тогда все придет само. Ты должен быть один, поэтому в помещение я не войду, но буду неотлучно находиться здесь, за дверью. При малейшей опасности сразу вон из комнаты, запомнил?
Максим кивнул. Массивная дубовая дверь издала пронзительный ржавый скрип, когда он вошел; казалось, все в этом кабинете было пронизано отвратительными звуками. Максим задохнулся на миг при виде пианино. Все его существо в который раз взбунтовалось, ноги налились свинцовой тяжестью. Пересиливая себя, он с огромным трудом сделал несколько шагов к инструменту и опустился на банкетку.
Кто-то, должно быть Веренский, положил нотную тетрадь и карандаш на столик. Так было предусмотрено, чтобы записывать новую пьесу. Здесь же заботливый хозяин оставил графин с водой и стакан.
Ощущая мучительный гнет во всем теле, Максим поднял крышку, установил тетрадь на пюпитре.
— Совершенную гармонию… — пробормотал он. Во рту пересохло, руки плохо слушались. — Ладно, держись, старик, — сказал сам себе и взял первую ноту. Вздрогнул, зажмурился, услышав звериный крик. Еще одна нота — очередной дикий вопль. Все у Максима внутри оборвалось, в мозг словно впились гвозди, и таких гвоздей, игл, раскаленных стрел было предостаточно в этом пианино.
Он выпил воды прямо из графина, клацая зубами о стакан. Попытался успокоиться. Ничего, ничего, любой звук должен с чем-то сочетаться, не бывает такого, чтобы не нашлось в лад. Звук не может быть гармоничным или негармоничным сам по себе, лишь соотношение одного звука с другим создает гармонию или диссонанс.
Стиснув челюсти, он стал исследовать каждую клавишу по отдельности, потому что каждая скрывала в себе разнообразные крики, стоны, рыдания. Обнадеживало то, что звуки, при разной окраске, имели одну высоту в соответствии с клавишей. Непостижимым образом возник магический симбиоз голосов и пианино, голоса были привязаны к клавиатуре и лишены свободы модуляции, то есть перемещения в другую тональность. С другой стороны громкость звука не зависела от силы удара, даже самый легкий контакт порождал необузданный рев.
Промучившись с час, Максим понял к своей огромной радости, что в страшном инструменте существует некая закономерность. Например, ля первой октавы при первом касании издавало самый интенсивный звук, затем, словно постепенно выдыхаясь, звуки слабели, нисходя до чуть слышного роптания.