— Если ты станешь мне дерзить, жалкое ничтожество, я сверну тебе челюсть! Собственно, у меня уже давно руки чешутся!- с угрозой сказал Джордж.
— И тогда вы сами поведете домой судно?
Джордж свирепо воззрился на него. Затем усмехнулся:
— Да, идея недурна. Думаю, я сам поведу лодку домой. Я еще успею свернуть тебе челюсть, когда мы окажемся на надежной почве, верно?
Он оттолкнул Феликса и взялся за румпель. Яхта взмыла на гребень волны и устремилась вперед, подгоняемая ветром, так что только деревья на берегу замелькали. Феликс все еще натягивал грот-парус и машинально следил, чтобы боковая шкаторина паруса не поднялась, что грозило бы постановкой судна фордевинд. Он, казалось, погрузился в апатию.
— Ну что же ты медлишь? Мы ведь уже на полпути к шлюзу. Или ты все-таки решил меня не топить?
Феликс только беспомощно дернул плечом. Джордж усмехнулся:
— Значит, нет? Я так и думал. Растерял всю свою решимость, да? Хочешь спасти свою паскудную шкуру! Я так и думал, что тебе не хватит духу все это провернуть и принять все последствия. На это я и рассчитывал. Неплохой я психолог, верно? Ладно, если не желаешь разговоривать, то буду говорить я.
И он начал объяснять, среди прочего, как однажды какое-то замечание Феликса за ленчем разбудило в нем любопытство к "детективному роману", который он писал: поэтому он поднялся в комнату своего гостя во время его отсутствия, нашел спрятанный дневник и прочитал его. У него и так возникали смутные подозрения относительно Феликса, и дневник доказал, что они были вполне оправданны.
— Так что теперь, - заключил он, - ты у нас в руках. Отныне, Пусси, тебе придется внимательно следить за каждым своим шагом и вести себя прилично.
— Вы ничего не сможете сделать, - угрюмо сказал Феликс.
— Не могу? Может, я и не очень разбираюсь в законах, но этот твой… дневник является веским доказательством попытки убийства.
При упоминании дневника Джордж сначала запинался, а потом словно выплевывал его, как будто он был куском, застрявшим у него в глотке. По всему было видно, что он не придавал ни малейшего значения описанию своего характера. Казалось, упорное молчание Феликса бесило его: он снова принялся на все лады проклинать своего компаньона, уже не так невинно, как до этого, а пустив в ход все известные ему грубые ругательства.
Когда Джордж опустошил себя в очередном приступе праведного гнева, Феликс спросил:
— Ну и что вы предлагаете делать?
— Я настроен передать твой проклятый дневник в руки полиции. Я должен бы это сделать… Но разумеется, это очень огорчит Лену и… и других. Возможно, я решу продать тебе его. Ты же, кажется, богат? Не хочешь сделать мне предложение? И это должно быть щедрое предложение, имей в виду.